Персонажи: Собственные персонажи, Марко, Милена.
Тема: Когда-то на Западном континенте...
Название: Обыкновенное чудо.
- Богиня Милена, ты всегда была ко мне добра, помогала мне в работе, одарила умениями. Прошу, богиня, помоги мне и в этот раз. Милостивая и светлая Милена, помоги мне стать женой Дориэтта. Если ты мне поможешь, я сошью самые лучшие наряды для храмовых статуй – твоей и твоего супруга - и украшу их такой вышивкой, какой и в столице светлых эльфов не найдешь. Ты ведь тоже была влюблена, богиня, ты сможешь меня понять.
Говорят, что близнецам покровительствуют братья-близнецы Селес и Сирис – боги удачи и неудачи. Но Эффи не хотела им молиться. Ведь Селес-Удача явно покровительствовал ее сестре. Мэйрин была первой в пении, плясках и хороводах, веселых играх, не лезла в карман за острым словцом – удивительно ли, что на нее заглядывались чуть ли не все парни села. Но приветлива она была только с Дориэттом. Он был не только статным и вежливым парнем, но и лучшим резчиком по дереву на тысячу миль в округе. Заказы ему делали и богатые купцы, и городская знать, и храмы, а на ярмарках его работы разлетались вмиг, так что он мог похвастаться достатком, и Мэйрин гордилась его подарками – ни у кого ни в их селе, ни в соседнем не было таких вещей. Но главным, как была уверена Эффи, был особый свет в его глазах. Ни у кого больше не видела девушка такого взгляда, и ей хотелось бы, чтобы он хоть раз посмотрел на нее так, как смотрел на Мэйрин или на свои работы – например, на статую богини Милены, которую он обещал сделать в подарок местному храму и над которой трудился уже несколько месяцев.
Напрасные мечты! В самом деле, кто будет смотреть на какую-то Эффи, если есть Мэйрин – распущенные волосы льются на плечи солнечным дождем, глаза сияют небесной синевой, голос звенит ручейком в зеленой роще. Мэйрин всегда красиво наряжена – городским девушкам фору даст, и даже вышитые шелком туфельки носит. А Эффи… Волосы – не того оттенка, что у сестры, а тускло-льняные – всегда заплетены в косу, на переносице морщинки, тени под глазами, щурится блеклыми глазами, выходя на свет. Вечно сидит в углу, как паук, с шитьем или вышиванием, вот глаза и испортила. Но, по правде говоря, шить и вышивать Эффи умела и любила - богиня Милена щедро ее одарила при рождении. Вот уже семь лет все окрестные невесты щеголяли в сшитых Эффи платьях, вышитых ею туфельках и головных уборах; её вышивку отец продавал в городе за хорошие деньги, да и зажиточные сельчане нередко просили украсить вышивкой платок, шарф или кошелек, заказывали вышить узоры на скатерти и занавесках. Для маленькой – мать, отец и сестры-близнецы – семьи эти деньги были подспорьем, ведь постепенно стареющему отцу все труднее было работать в поле и во дворе без помощников. Над нарядами Мэйрин тоже потрудилась иголка Эффи. Сама она могла бы наряжаться не хуже, да только кто же работает в нарядном платье и вышитых туфельках в огороде и на скотном дворе, моет полы и чистит печь от золы? Мэйрин редко помогала сестре и матери. Отец порой злился на дочь-«дармоедку» и грозился отправить ее в город учиться какому-нибудь ремеслу, но это так и оставалось угрозами – видно, ему тоже не хватало бы легкого нрава Мэйрин и ее лучистого смеха.
Но однажды отправившаяся в гости к подругам девушка не вернулась домой на закате. Пришла только заполночь, раскрасневшаяся, в слегка растрепавшемся наряде. Отец показал ей кулак и, не слушая оправданий, велел завтра же собираться в дорогу. Дориэтт об отъезде девушки даже не узнал – он уже несколько дней не выходил из мастерской, спеша закончить статую Милены к посвященным ей праздникам. Отец и мать Эффи подозревали, что для полуночной беседы с Мэйрин он время все же отыскал, но не хотели ссориться с молодым ремесленником, тем паче что с ним и сельский староста, и жрецы, и местный маг дружбу водили. Если у них любовь – так стоскуется по Мэйрин в разлуке и, глядишь, свататься придет. К чему зря шум поднимать-то.
А спустя два дня Эффи заглянула в сундук, чтобы достать ткань для нового заказа, и увидела бережно завернутый в холст отрез тонкого шелка, лазурного с золотым отливом. Шелк этот купил Дориэтт в далеком от их села городе несколько лет назад и подарил Мэйрин. Сельчане смотрели на ткань, как на невиданное сокровище, а Мэйрин в сшитом для нее Эффи из этого шелка платье со светлоэльфийской принцессой сравнивали. «А ведь здесь на еще одно нарядное платье ткани хватит», - подумала девушка. – Интересно, если бы я надела такой наряд и косу распустила – стала бы на Мэйрин похожа?»
И внезапно вспомнилась ей история о богине Милене, которую рассказывали в селе. Милена была влюблена в бога Торо, покровителя растений, но тот не обращал на нее внимания, потому что любил ее мать, прекрасную богиню Джиневию. Торо так печалился от безответной любви, что зачах и умер. Так впервые в мире началась зима. Но поскольку он был богом, то вновь возродился, и все, что растет, возродилось вместе с ним – так в мир пришла весна. Но Джиневия по-прежнему была равнодушна к Торо, и он продолжал умирать и оживать. И тогда Милена, которая была очень похожа на мать, притворилась ею. Не сумевший распознать обман Торо женился на ней, и сперва был огорчен, узнав правду, но потом полюбил добрую и красивую жену, и они жили счастливо. И внезапно в голову Эффи пришла безрассудная, как ей сперва показалось, мысль. Сшить такое же платье, как у Мэйрин. Сделать такую же прическу. Использовать притирания, что сестра оставила дома. И побыть с Дориэттом. А вдруг и он перепутает ее с любимой, как некогда бог Торо? А если не получится? Если он узнает ее, разозлится, прогонит прочь из своего дома? …
Сшитое платье уже лежало на дне сундука, но Эффи все еще терзалась сомнениями и тихонько шептала молитвы. Жрецы не раз говорили, что боги слышат лишь правильные молитвы, отвечают лишь на должные обращения, для того-то и нужны жрецы. Но девушка не могла пойти с такой молитвой в местный храм. И все, что ей оставалось – шептать, надеясь, что Милена услышит ее неуклюжие и невежественные речи даже без помощи жрецов, молитв и храма: «Прошу, богиня, помоги мне и в этот раз. Ты ведь тоже была влюблена, богиня, ты должна меня понять».
Сидевшая, поджав ноги, на выступе скалы девушка в светлом платье, с венком на каштановых волосах, прикоснулась пальцами к виску и чуть заметно улыбнулась. Мифы и легенды… В них о многом не говорилось, в этих мифах и легендах. О шатле, летящем сквозь вскипающее грозовым штормом небо. О стройной девичьей фигурке в модном купальнике на песчаном пляже едва зародившейся планеты – о том, как красива она была, когда чуть склоняла голову набок, и ветер играл распущенными каштановыми волосами. О том, как скрестились восемь лучей бластера, отдавая салют гибнущему звездолету. О расстреле в ночном лесу – если, конечно, самоубийство можно называть расстрелом. Люди и эльфы не говорят об этом и не знают. Впрочем, к чему им об этом говорить, если даже боги предпочитают об этом не упоминать?
- Замучили просьбами? – мягко спросил, подходя поближе, черноволосый смуглый юноша. Девушка кивнула: - Что поделаешь, храмовый праздник.
читать дальше?Было что-то необычное в этих двоих. Посмотришь – люди как люди. Вот только редко увидишь человека в этих горах возле гномьих подгорных владений – даже горные антилопы редко забредают сюда по своим тропам. А еще необычным был венок на волосах девушки. Нигде на Западном континенте не росло таких цветов – похожих на водяные лилии строгой ажурностью изящных лепестков, но небольших, всего-то с палец размером, нежно-розовых и бело-золотистых, как небо и облака на рассвете, благоухающих тонким и свежим ароматом. Тонкие стебли с крохотными, словно искусным ювелиром выточенными листочками вились, сплетая цветы в узор диадемы, ниспадая подвесками на девичьи щеки. Жрецам хватило бы взгляда на венок, чтобы вспомнить рассказы о том, как любит Торо дарить цветы своей супруге. (До сих пор еще старики в деревнях рассказывали молодежи, что если увидишь сияющий дивным многоцветьем луг или стройную колоннаду деревьев, ведущих на уютную поляну, украшенную золотом листьев осенью или белым кружевом цветения весной – значит, Торо богине Милене новый ковер или беседку подарил. И не след в таких местах цветы рвать или деревья рубить – а то еще вся деревня на несколько лет без урожая останется. Молодежь над стариками смеялась, но цветы рвать и деревья рубить побаивалась). Ну а узор на воротнике юноши точно был вышит не эльфийскими или человеческими руками. В далеких мирах этот узор назывался «цепочка ДНК». Цепочки причудливо вились, и из них словно вырастали цветы, деревья и травы. А уж тот, кто привык иметь дела с гномами, вспомнил бы, что в этот день в одном из их больших городов был праздник, посвященный Милене. В этот день любой, пришедший на праздник, мог помолиться богине без помощи жрецов – и если он честно трудился все пять лет, молитва обязательно сбывалась. Говорили даже, что иногда богиня лично являлась на праздник. Неудивительно, что храм от наплыва гномов в этот день просто ломился.
О том же, что Торо может появиться в горах, ни в одном из мифов не упоминалось. Впрочем, не будут же упоминать в мифах о том, как после заселения под землю первых партий клонов Варав и Раикиар пригласили Женевьеву и Марко на мини-совещание. Суть дела была проста – при формировании планеты не предполагалось заселение пещер обитателями, которые, возможно, не смогут никогда выйти наружу. Соответственно, в пещерах не было биоресурсов, способных обеспечить выживание предполагаемого населения. А это делало общество подземных жителей нежизнеспособным, полностью зависимым от милости богов или торговли с внешним миром. Требовалось исправить ситуацию, обеспечив местных всем необходимым – пища, одежда, лекарства, естественные красители… Дни пролетели незаметно, сливаясь в сплошное пятно – разработка новых видов животных и растений, совместное с Женевьевой создание десятков видов подземных грибов, расчет необходимых клонам белков, солей, углеводов и витаминов, влияние почв на местную растительность, отнявшая кучу времени и нервов балансировка созданной почти с ноля экосистемы, развитие которой следовало просчитать с учетом роста населения и, соответственно, роста уровня потребления на столетия вперед. И когда все это завершилось, и в пещерах появились многочисленные мхи, лишайники, грибы, водоросли в подземных озерах и даже несколько адаптированных к местным условиям видов покрытосеменных, Марко очень устал, но немного гордился собой. А еще он к своему удивлению понял, что может общаться с Женевьевой как ни в чем не бывало, если речь идет о работе. Впрочем, уделять внимание личным эмоциям в ущерб интересам зарождающегося местного населения они, как и любой уважающий себя профессионал, не имели права. Во всяком случае, так об этом думал сам Марко. С Женевьевой он после совместной работы над «пещерным проектом» общался редко – хватало и бесед с ныне тестем Дэном по поводу градов, засух, ураганов, наводнений и тому подобных случаев мелких разбалансировок системы, влиявших на сельское хозяйство. Единственное, что он знал – над фауной пещер Женевьева больше не работает, не видит смысла. А вот бывший ботаник исчезнувшей экспедиции, ныне бог растений, в горы иногда наведывался. Ему нравилось наблюдать за жизнью растений в необычных условиях и иногда – естественно, посоветовавшись с заинтересованными лицами – добавлять в растительный мир пещер новые виды – вроде разрабатываемого сейчас вьющегося растения с усиками-присосками с рабочим названием «пещерный виноград». И то, что ни кристаллии, ни гномы Торо вообще не поклонялись, не имело никакого значения. В звездный флот не берут тех, кто работает ради жертвоприношений и молитв. Тем более что жертвоприношения и молитвы экспедициям по терраформированию никаким уставом не предусмотрены…
Бог растений положил руку на плечо Милены, чуть заметно нахмурился: - Не люблю я этот миф. И взбрело же кому-то, что ты своей мамой притворилась. На самом деле ты на нее совсем не похожа, кстати.
- Не обижай маму.
- Извини, - поспешил сказать Марко. Милена тихонько засмеялась: - Это шутка. Не обижайся. Я же бессмертна. У меня давным-давно должен был испортиться характер.)))
- Пока незаметно.))
- Еще заметишь. У нас ведь вечность впереди. ))
- Звучит-то как… многообещающе. Но все-таки что ты намерена делать с просьбой девушки? Она не пришла в храм на праздник, да и с такими запросами по правилам нужно обращаться к Маэлис, а не к тебе. Странно, что ты вообще ее услышала.
- Видимо, для нее эта просьба очень важна, и она много энергии вложила в молитву - серьезно сказала Милена. – А насчет того, что я буду с ней делать...
- Милостивая богиня…
- Эффи, чем ты там занята? – донесся со двора голос отца. Девушка чуть заметно вздрогнула.
- Рукавички для невестки старосты вышиваю, папа.
- Я в город еду работы твои продавать. Поедешь со мной? Что ты все в нашем селе сиднем сидишь?
В городе Эффи была всего несколько раз, да и то больше в детстве, когда отец их на ярмарку возил. Да и отдохнуть от домашней работы хотелось. Конечно же она согласилась.
Пока отец продавал в лавке ее работы, торгуясь из-за каждой монеты, Эффи, у которой разбегались глаза, рассматривала выставленные на продажу безделушки. И вдруг… девушка даже зажмурилась от неожиданности, мысленно возблагодарив богиню. Среди продаваемых украшений был медальон, в точности такой же, как тот, что Дориэтт подарил Мэйрин. Да не просто так подарил – они с Мэйрин на нем в любви друг другу поклялись, сестра сама об этом Эффи рассказала. Казалось бы, простенький, из кусочков дерева в металлической оправе. Но на солнце дерево искрилось, как позолота, светилось теплом янтаря. А уж узор… Второго такого украшения никто на Западном континенте сделать бы не смог. Наверняка сама богиня создала его, смилостивившись над мольбой Эффи. Теперь-то Дориэтт точно примет ее за сестру.
Отец немного поворчал, но согласился обменять безделушку на одну из вышивок. Эффи и так трудится целыми днями. Пусть хоть украшением себя порадует.
- Одна милая девушка с Западного континента обещает мне костюм подарить. Не ревнуешь?
- Пока нет. Какие красивые! Как ты их собираешься назвать?
- Нну.. думаю, «милления сияющая» подойдет.
- Как-то слишком… вычурно.
- А по-моему в самый раз.
Стебли нового сорта вьющихся растений мимикрировали, сливаясь с окружающей средой. Казалось, белые нежно светящиеся цветы расцветают прямо в воздухе.
- Жаль, что они так и останутся в нашей оранжерее, - вздохнула Милена. – На них бы смотреть кому-нибудь. Стихи сочинять, картины рисовать. Элия бы порадовалась.
Марко покачал головой.
- Если они появятся где-либо на Деметре, это будет нарушением эволюционного развития местной флоры. Ты же помнишь, мы не должны вмешиваться в развитие естественного хода вещей. И медальон этот создавать тебе не стоило, я думаю.
- Пусть эти цветы расцветут в твоих храмах, - предложила Милена. – Должны же иногда происходить чудеса. А никакого медальона я не создавала.
День выдался подходящий – отец отправился косить сено на дальних лугах, матушка понесла ему поесть, соседи тоже были на сенокосе, и никто не застал бы Эффи врасплох. Девушка выкупалась и дважды вымыла голову, используя оставленные сестрой мази и притирания, и долго, тшательно расчесывала волосы у огня. Надела шелестящее шелком платье и медальон, брызнула на волосы из скляницы духов, взятых из сундучка сестры, взглянула на себя в бадью с водой – и не поверила. Мэйрин с ее сияющими золотом волосами и лазурными глазами глядела на Эффи из воды. Девушка еще раз призвала богиню на помощь и торопливо пробралась к мастерской тропками, ведущими вдоль огородов.
Дориэтт долго на стук не открывал. А когда открыл – подхватил на руки, закружил по комнате, щеки поцелуями покрывая.
- Мэй-мэй, ясная моя! Как же я рад тебя видеть! Отпросилась-таки у хозяйки?
- Д..да.
Эффи чувствовала себя немного смущенной – и из-за поцелуев, и от неожиданности – не ожидала она, что Дориэтт знал об отъезде сестры. Чтобы скрыть смущение, она подошла к почти законченной статуе богини… и ахнула от восхищения:
- Какая красавица! Будто живая! Волосы на лоб падают… И платье деревянное, а будто легкое-легкое. Как же тебе это удалось?!
Осеклась, увидев лицо Дориэтта. Мастер нахмурился, словно грозовая туча омрачила лицо. Схватил девушку за плечи, будто сжав железными тисками:
- Эффи? Откуда у тебя этот медальон?
- Ййа…
- Ты не Мэйрин. Мэйрин моей работой сроду не интересовалась, только, знай, спрашивала, на какую из моих знакомых городских красоток эта статуя похожа. Откуда у тебя медальон, Эффи? Мэйрин его надела, когда в город уезжала. Ее отъезд послушник храма Милены видел и мне о нем рассказал. Что молчишь, говори!
Ремесленник встряхнул девушку. Эффи немного испугалась, но увидела в глазах Дориэтта боль – неподдельную, жгущую, как огонь – и поняла, что не сможет ему о городской лавке сказать. Еще подумает что-нибудь…
- Я .. его украла. Мы с отцом в город ездили, зашли сестру навестить. И я у нее этот медальон украла – она его в сундучке хранила в комнате. Видно, чтобы не потерять. А я хотела себя за нее выдать, чтобы ты в меня влюбился, как Торо в Милену…
- Ты и врать-то не умеешь, - вздохнул Дориэтт. Оттолкнул девушку, закрыл лицо руками. Эффи вдруг стало больно – так больно, будто боль Дориэтта ножом ее резала. Девушка подошла тихонько, обняла его за плечи – хоть немного, хоть частичку боли в себя впитать.
- Уйди, - глухо попросил юноша.
И Эффи ушла. Прошла несколько шагов… Упала на колени. Заплакала, всхлипывая, давясь рыданиями, оплакивая чужое большое разочарование, в сравнении с которым такой маленькой казалась ее собственная неудача. Не увидела – почувствовала, как Дориэтт поднял ее на ноги, прижал к груди, гладя, словно ребенка, по волосам.
- Я не создавала медальон, - сказала Милена. – Эта дуреха… как ее там?... Мэйрис сама обменяла его в лавке на шитую золотом ленту. Не понравилось ей, что у других городских девушек украшения красивые есть, а она вместо того с какой-то деревяшкой на шее ходит. Все, что я сделала – внушила отцу Эффи ее с собой в город взять. Это было очень… обыкновенное чудо.
Спустя месяц Дориэтт и Эффи поженились. Сельчане до сих пор рассказывают, что в день их свадьбы на колоннах в храме Милены расцвели появившиеся прямо из воздуха волшебные сияющие цветы.