Несколько рассказов ))
Женщина, повергшая в слезы соловья
Жил в старину в столице на улице Сэмбон-дори некий ронин, происходивший из знаменитого самурайского рода. Он не только превосходно владел премудростями ратного дела, но прославился еще и как искусный певец. По этой причине его нередко приглашали в знатные дома. Так и жил этот ронин, ублажая своим искусством сильных мира сего.
Однажды ронина пригласили в замок одной высочайшей особы, где в тот вечер проводилось первое в году пение утаи. Пришлось ронину заночевать в замке, а когда на заре он вышел в сад полюбоваться сливовыми деревьями, то увидел, что в этом году цветы на них появились раньше обычного. Но еще больше поразил ронина соловей, который, сидя на верхушке ивы, выводил свою переливчатую трель. Как выяснилось, владелец замка давно мечтал заполучить эту необыкновенную птицу.
— Что ж, это желание нетрудно исполнить, — сказал ронин. — В западной стороне столицы живет искусный птицелов, мой добрый знакомый.
Услышав об этом, хозяин чрезвычайно обрадовался, ронин же поспешил к птицелову и вскоре привел его в замок. Птицелов сноровисто снял соловья с дерева, за что удостоился щедрых даров. С тем он и отправился восвояси.
На следующий день, когда ронин явился к приятелю, чтобы поблагодарить его за услугу, жена птицелова вцепилась в него с криком:
— Куда вы увели моего мужа?
читать дальше? — Ничего не понимаю… — растерялся ронин. — Он должен был вернуться еще вчера вечером.
— Только вы знаете, где мой муж. Немедленно верните его мне! — не унималась женщина.
На ее крик сбежались соседи. Не успев ни в чем толком разобраться, они сразу же взяли сторону жены птицелова:
— Сосед ушел с вами. А раз его до сих пор нет, с кого же спрашивать, как не с вас?!
Ронину трудно было что-либо возразить в свое оправдание. Ему оставалось лишь предложить женщине отправиться в замок, где вчера побывал ее муж, но та и слушать об этом не захотела и поспешила к наместнику сёгуна.
Его превосходительство вызвал к себе ронина для дознания и попросил его рассказать, к кому он отвел птицелова накануне его исчезновения. Но тут в ронине взыграл дух самурая, и он отвечал:
— Ни к кому. Мы весь день проговорили в моем доме.
Казалось бы, чего проще было ронину рассказать все как есть, однако он этого не сделал.
— Странно, — молвил наместник сёгуна. — Только что в разговоре с соседями вы дали понять, что были у кого-то другого.
Но ронин и тут не открыл высочайшего имени. Это показалось наместнику сёгуна подозрительным, и он вновь обратился к ронину:
— Похоже на то, что вы совершили преступление. Но добиться от вас признания я не могу, быть может, вы заговорите под пыткой?
Изменившись в лице, ронин произнес:
— К чему таиться. Я убил птицелова.
Тут женщина закричала:
— Вот же бессердечная тварь! А еще прикидывался другом моему мужу! Из ненависти ли он совершил убийство или из алчности, все равно это невиданное злодеяние!
Утихомирив женщину, наместник сёгуна спросил ронина:
— Где же находится труп? — на что тот совершенно спокойно отвечал, что это ему неведомо.
— Зачем же тогда вы признались в убийстве? — снова вопросил наместник сёгуна.
— Но ведь вы сами сказали, что подвергнете меня пытке, если не признаюсь. А для самурая это бесчестье, которого не смыть во веки веков.
Так ответил ронин, и наместник сёгуна признал его невиновным. До окончания следствия ронина вверили попечению чиновников из городской управы и даже вернули ему оба меча — большой и малый,[206] так что для него все обошлось благополучно. Затем наместник сёгуна приказал во что бы то ни стало разыскать птицелова, после чего всем снова надлежало явиться к нему.
Вернувшись домой, люди разбились на группы и отправились на поиски. Вскоре наместнику сёгуна доложили:
— Труп птицелова обнаружен, как это ни странно, на дороге, ведущей в Такэду.
— В таком случае это дело рук какого-нибудь разбойника, — сказал наместник сёгуна. — Убитого следует немедленно захоронить. Иначе, увидев его, женщина станет горевать еще больше. Следствию же труп ничем не поможет. Поэтому без всякого ущерба для дела можно предать останки птицелова земле. Вдове я выражаю свое глубокое соболезнование, она ведь осталась совсем одна, детей у нее нет. Посему соседям надлежит всячески опекать бедную женщину и заботиться о ее пропитании.
Проявленное наместником сёгуна милосердие тронуло всех до слез.
— Послезавтра, девятнадцатого числа, — продолжал наместник сёгуна, — как всегда, будут совершены заупокойные службы в память об умерших, поэтому я распоряжусь, чтобы вдове птицелова выдали деньги на погребение мужа. Их должен получить кто-нибудь из ее родных или особо близких людей.
Женщина вновь поблагодарила наместника сёгуна, и на том все разошлись.
И вот ранним утром девятнадцатого числа к наместнику сегуна явился мужчина лет двадцати пяти и сказал, что пришел за деньгами.
— Кем вы доводитесь вдове птицелова? — спросил наместник сёгуна.
— Я друг ее покойного мужа, — отвечал тот, — потому она и попросила меня об услуге.
— Родство, прямо скажем, — не самое близкое, чтобы вы сочли себя вправе явиться за деньгами, — сказал наместник сёгуна и учинил ему допрос с пристрастием. В ходе допроса выяснилось, что мужчина вошел в тайную связь с женой птицелова и, сговорившись с нею, убил его. За тяжкое преступление мужчину приговорили к казни.
Ох уж это самурайство самурайское! "Нельзя имя высочайшей особы компрометировать, даже если из-за этого умереть придется". Не то чтобы я такую логику вообще понять не мог, но подобная система ценностей слишком противоречит всему, к чему я привык в реале, чтобы к ней было легко привыкнуть.То, что услышала глухая
В старину в окрестностях Китано, неподалеку от столицы жил один человек. Торговал сакэ, а вдобавок еще и лавку закладную держал. И вот начал он богатеть. Дела его шли в гору, дом обрастал челядью.
Была в доме среди прочей прислуги швея, женщина весьма пригожая на вид. И вот в один прекрасный день эту швею потянуло на недозрелые сливы, после чего всем стало ясно, что это неспроста.
Сколько ни допытывалась хозяйка, кто же отец ребенка, та ни за что не соглашалась назвать его имя. Хозяйка рассердилась, и дело кончилось тем, что распутнице дали расчет и отправили ее обратно к родителям.
Спустя полгода хозяина хватил удар. Домочадцы заголосили, призывая на помощь богов, но мольбы оказались напрасными, и вскоре он испустил дух.
Супруга его тяжело переживала утрату, ведь детей у них не было, и теперь она осталась на свете одна-одинешенька. Родственники покойного жили далеко, на его родине в Дэве.
Пришлось вдове созвать свою родню, чтобы с ее помощью устроить похороны.
И вот как раз перед выносом тела в дом ворвалась швея с грудным младенцем на руках и, не обращая внимания на всеобщую скорбь, принялась кричать:
— Полюбуйтесь на наследника! Как видите, он благополучно появился на свет. И не без участия хозяина. Вон, спросите старшего приказчика, он расскажет, как было дело.
— Что такое? — воскликнул приказчик. — Я понятия ни о чем не имею.
— Не имеете понятия?! — возмутилась швея. — А кто приносил мне от хозяина деньги на воспитание младенца!
— Полно вам, я даже не знаю, где проживают ваши родители!
Тут швея бросилась к приказчику и истошным голосом возопила:
— Да как вы смеете твердить, будто знать ничего не знаете, если вам хорошо известно, что это чадо вашего господина?! Берегитесь, Небо вас покарает!
читать дальше? Захлебываясь слезами, швея с такой силой тормошила приказчика, что едва не стащила с него белую траурную одежду, а уж шапка точно свалилась на пол. Словом, тут стало не до похорон, а вздорная женщина побежала подавать жалобу наместнику сёгуна.
Выслушав рассказ швеи от начала до конца, наместник сёгуна вызвал к себе приказчика и учинил ему допрос.
— Приходится ли сей младенец сыном вашему покойному господину? Говорите чистую правду!
— Пожалуй, приходится, — отвечал приказчик. — Подробностей я не знаю, но могу засвидетельствовать, что в конце каждого месяца хозяин отправлял меня в Фудзимори, где проживают родители этой женщины, и передавал для нее по пятидесяти каммэ серебром. Вот все, что мне известно.
— Ни с того ни с сего покойный не стал бы посылать этой женщине деньги, — сказал наместник сёгуна. — Кроме того, как явствует из показаний истицы, на расспросы хозяйки она не отвечала именно потому, что отец ее ребенка — хозяин. Приняв, таким образом, всю вину на себя, она была вынуждена вернуться к родителям. Объяснение вполне убедительно. Итак, приказываю считать младенца полноправным наследником покойного, а мать младенца — кормилицей, коей надлежит должным образом заботиться о хозяйском сыне и лелеять его. Все родительские права передаются вдове; со временем, когда она решит отойти от дел и удалиться на покой, наследник должен будет о ней заботиться. Родственникам покойного и городским властям надлежит раз в году докладывать мне о состоянии финансов семьи. Все дела, связанные с ведением хозяйства, отныне возлагаются на главного приказчика. Как только наследник достигнет пятнадцатилетнего возраста, все имущество должно быть передано ему. До тех пор всем домочадцам следует беспрекословно подчиняться вдове. Если же, паче чаяния, у последней возникнут сомнения относительно кровного родства ребенка с ее покойным мужем, она должна сообщить об этом мне. Покойного же следует немедленно похоронить.
Повеление наместника сёгуна было в точности исполнено. Младенца назначили наследником, а покойного похоронили по всем правилам.
Несмотря на свое горе, вдова нет-нет да и предавалась сомнениям: а что, если этот младенец не сын ее мужа? «Долгие годы мы не имели детей, — размышляла она, — и муж с моего согласия взял в дом несколько миловидных наложниц. Ни одна из них не понесла от него. Так неужели он не поделился бы со мной радостью, если бы все было так, как утверждает швея?»
Эта мысль не давала покоя вдове, и в один прекрасный день она притворилась глухой. Отринув заботы суетного мира, она все свое время проводила подле домашней божницы, стараясь изо всех сил, чтобы никто не догадался о ее притворстве.
Незаметно подошел к концу год, наступила весна, и вот в один из дней недели весеннего равноденствия, в годовщину смерти хозяина, все домочадцы отправились в приходский храм возложить на могилу цветы и возжечь благовония. Когда все склонились перед надгробьем, вдова вспомнила прошлое и рукава ее платья увлажнились. Она взяла малыша за руку и сказала:
— Под этим камнем лежит твой отец. Не пожалей же водицы, напои его вдоволь.
Слова вдовы позабавили швею:
— Твой отец, — сказала она сыну, переглянувшись с приказчиком, — стоит перед тобой в накидке из шелка татэдзима, живой и невредимый. А ну-ка скажи этой глухой карге: что за чепуху вы несете?!
«Глухая», конечно же, все это слышала и на следующий день спозаранку отправилась к наместнику сёгуна.
— Мне нисколько не жаль ни денег, ни богатства, и горюю я совсем о другом, — заявила она. — Узнай мой покойный муж, что его наследником стал чужой ребенок, он перевернулся бы в гробу. — Сказав так, женщина поведала наместнику сёгуна об услышанном накануне.
Наместник сёгуна вызвал швею вместе с приказчиком и учинил им допрос.
— Отвечайте, — обратился он к швее, — почему вы назвали приказчика отцом вашего ребенка? Вдова утверждает, что слышала это вчера из ваших уст на могиле ее мужа.
— Ложь! — вскричали в один голос швея и приказчик. — Не иначе как она со своей родней решила нас опозорить. Ясное дело — не хотят выпускать наследство из своих рук, ведь распоряжаться денежками по своему усмотрению куда приятнее! Не только нам, но и всему городу известно, что в прошлом году, то ли в четвертом, то ли в пятом месяце, вдова оглохла. С тех пор какими только лекарствами ее ни лечили, одних глиняных тарелок будде-целителю больше тысячи штук снесли — и все без толку. Когда надо было ей что-то сказать, записки писали. Как же могло случиться, что она ни с того ни с сего вдруг начала слышать?
Тут вдова рассмеялась.
— Все очень просто, — сказала она. — Не зная иного способа установить истину, я решила притвориться глухой, хотя и понимала, что это грех.
Узнав, как было дело, швея и приказчик залились краской стыда и не нашлись, что сказать в свое оправдание.
Установив истину, наместник сёгуна приговорил обоих лжецов к смертной казни. Вдова именем покойного мужа просила его помиловать преступников. Однако наместник сёгуна помиловал только швею, но в наказание велел ей надеть на голову глиняную чашу, взять в руки бамбуковую трубку для разжигания огня в очаге и черпак и в этом обличии простой служанки три дня просидеть на мосту у Пятого проспекта, где всегда многолюдно, чтобы все видели преступницу, которая посмела возвести напраслину на своего хозяина. Что же до ребенка, то было решено отправить его к родителям швеи с тем, чтобы со временем он принял постриг.О том, как выбор истину определил
Вот что случилось в старину в столице. Однажды на одной из улиц собрались ребятишки и, смастерив игрушечные колесницы, принялись играть в праздник Гион.
Грохот от этих колесниц стоял такой, что казалось, будто просторная улица ни с того ни с сего сделалась тесной и узкой.
Все было бы хорошо, не окажись у этих ребятишек, находившихся без присмотра, самый что ни на есть настоящий меч. Вот и случилось, что один из них, семилетний мальчуган, заспорив с товарищами из-за места в игре, пустил этот меч в ход и пронзил им другого, девятилетнего мальчика. Тот сразу же испустил дух.
Велико было горе родителей погибшего мальчика, и столь же велика была растерянность родителей виновника его гибели. Поэтому чиновники из городской управы, разобравшись в этом происшествии, сказали родителям погибшего так:
— Поскольку преступление совершено несмышленым ребенком, вам следует явить великодушие и смириться.
Но те ни в какую не соглашались и твердили свое:
— Убийца должен понести кару!
читать дальше? Особенно несговорчивой оказалась мать, которая решила не мешкая обратиться к наместнику сёгуна.
— Не надо этого делать, — уговаривали ее. — Лучше позовите священника и монахов, примите постриг и похороните чадо свое по всем правилам.
Но родители погибшего остались глухи к этим уговорам и подали жалобу.
— Ребенку всего семь лет, — рассудил наместник сёгуна, — и он вряд ли может отвечать за свои поступки.
— Как бы не так, — затараторили истцы, — убить человека — на это у него ума хватило! И вообще он всегда был не таким, как другие дети!
Тогда наместник сёгуна достал из ящичка куклу, рядом положил золотую монету и сказал:
— Предложим завтра мальчику эти вещи на выбор. Если он выберет монету, значит, уже вошел в разум, и тогда мы казним его. Если же отдаст предпочтение кукле — отпустим. Сразу станет ясно, по злому ли умыслу он убил своего товарища или по недомыслию. Так что приводите завтра мальчугана. — Все разошлись по домам.
Родители провинившегося созвали всю родню и друзей и принялись сообща готовить сына к предстоящему испытанию. Раздобыли где-то куклу, точь-в-точь как у судьи, рядом положили золотую монету и принялись стращать ребенка, — дескать, если завтра ты возьмешь денежку, тебя убьют. В течение вечера повторили это раз сто и еще утром предостерегли.
Наконец обе стороны явились к наместнику сёгуна. Тот положил перед мальчиком куклу и золотую монету и сказал:
— Возьмешь куклу, останешься в живых, возьмешь монету — погибнешь.
И что же? Ребенок взял монету. Родители погибшего вскочили со своих мест и стали кричать:
— Ну, теперь-то вы видите, что перед вами злодей?!
Родители провинившегося мальчика поникли от горя и залились слезами.
Наместник сёгуна между тем сказал:
— Итак, совершенно ясно, что перед нами неразумное дитя. Все вы видели, что мальчуган взял монету, хотя я предупредил его, что в этом случае он погибнет. А разве есть у человека что-либо дороже жизни? Посему постановляю считать этого мальчика невиновным.
Так решил наместник сёгуна.(с) Ихара Сайкаку