Снова "разгребаю" черновики. )
Несколько месяцев назад прочитал пьесу "Возвращение Бьортнота, сына Бьортхельма" Толкина (только в прошлом году заинтересовался, да
). Интересный текст. И помог мне на некоторые другие работы Толкина (например, такие знаменитые, как "Сильм" и "ВК") с определенной точки зрения взглянуть и задуматься лишний раз, "что хотел сказать автор". Да и не только на работы Толкина. Так что тут будет много цитат и немного мыслей по поводу. )
Вышеупомянутая пьеса была написана с одной стороны как поэтическое произведение, а с другой - как анализ поэмы «Битва при Мэлдоне» и отклик на нее. Она никогда не предназначалась для показа на сцене (разве что для радиопостановок) - ведь действие в ней происходит в почти кромешной ночной темноте, где блуждают главные персонажи. Дальше лучше цитировать Толкина, потому что лучше, чем он, я по вполне понятным причинам не скажу. ))
Из предисловия:
В августе 991 года, в правление Этельреда II, в Эссексе близ Мэлдона произошла битва. На одной стороне сражались защитники Эссекса, на другой — войско викингов, опустошивших Ипсвич. Англов возглавлял Бьортнот, сын Бьортхельма, правитель Эссекса, прославленный среди современников вождь, — властный, не знающий страха, гордый. К тому времени он был уже стар и покрыт сединами, но силы еще не оставили его, и он был по–прежнему доблестен... Северяне поднялись по устью реки Панты, которая теперь называется Блэкуотер, и стали лагерем на острове Норти. Таким образом, северян отделял от англов один из рукавов Панты. Во время прилива через него можно было переправиться только с помощью моста или дамбы, что при наличии сильной обороны на берегу было крайне трудно. Сильная оборона у англов имелась. Но, по всей видимости, викинги представляли, с какими людьми им предстоит сражаться, поскольку они обратились к англам с просьбой разрешить им беспрепятственную переправу, чтобы сразиться с ними на равных в честном поединке. Бьортнот принял вызов и позволил данам переправиться. Этот гордый и неуместный рыцарский поступок оказался роковым. Бьортнот был убит, англы потерпели сокрушительное поражение; однако ближайшие к властителю воины, его heorрwerod (хеордверод, дружина, гридь), в число которых входили рыцари дружины, телохранители (некоторые из них приходились Бьортноту родичами), продолжали сражаться, пока все до единого не полегли рядом со своим повелителем.
Сохранился отрывок — довольно большой, в 325 строк — из тогда же написанной поэмы. Конец и начало отсутствуют, отсутствует и название; сейчас поэма широко известна под названием «Битва при Мэлдоне». В ней рассказывается, что в обмен на мир викинги запросили дань с англов; рассказывается о гордом отказе Бьортнота, о вызове на битву, о защите «брода», о коварном предложении викингов, о переправе, а также о последнем сражении Бьортнота, о том, как выпал из его раненой руки меч с позолоченной рукоятью, и о том, как язычники изрубили мертвое тело топорами. Конец сохранившегося фрагмента — точнее, вторая его половина — повествует о последней обороне дружины Бьортнота. Нам открываются имена, деяния и речи многих участвовавших в битве англских воинов.
Герцог Бьортнот был защитником монахов и покровителем церкви — особенно аббатства Эли. После битвы аббат Элийский принял тело павшего и похоронил в своем аббатстве. Голова Бьортнота не была найдена; вместо нее в гроб положили восковой шар.
Согласно позднему и не вполне исторически достоверному документу XII века под названием Liber Eliensis , аббат Элийский со своими монахами сам отправился на поле боя за телом.
Но в приведенной ниже пьесе предполагается, что аббат и его монахи добрались только до Мэлдона, откуда вечером после битвы послали на поле боя, находившееся в некотором удалении, двух подданных Бьортнота. Посланцы взяли с собой телегу, чтобы привезти в Мэлдон тело Бьортнота. Оставив телегу у брода, по которому переправились накануне викинги, они принялись искать тело. И с той, и с другой стороны пало весьма много воинов. Тортхельм (в просторечии Тотта) — молодой еще человек, сын менестреля; его голова забита старыми песнями о древних героях Севера, таких, как Финн, король фризов, Фрода, король хадобардов, Беовульф, Хенгест и Хорса (согласно английской традиции, Хенгестом и Хорсой звали предводителей английских викингов в дни Вортигерна, которого англы называли Виртгеорн). Тидвальд (сокращенно Тида) — старый кеорл , простой фермер, который повидал на своем веку немало битв и сам сражался в английских отрядах обороны. Ни Тортхельм, ни Тидвальд в самой битве не участвовали. Оставив телегу, они порознь направляются на поиски тела. Наступают сумерки. Ночь предстоит темная — небо затянуто тучами. Наконец Тидвальд снова встречается с Тортхельмом; тот бродит по полю битвы, покрытому телами убитых, и грезит.читать дальше?Из старой поэмы заимствованы гордые слова Оффы, сказанные им на совете перед битвой, и имя благородного юноши Эльфвина (потомка древнего мерсийского рода) — Оффа упоминает об Эльфвине и о его мужестве. Из поэмы взяты также имена обоих Вульфмаров: один — племянник Бьортнота, другой — младший сын Вульфстана, павший близ Бьортнота вместе с Эльфнотом под топорами викингов. Ближе к концу сохранившегося обрывка поэмы старый ратник Бьортвольд, готовясь умереть в последней отчаянной схватке, произносит знаменитые слова, которые заключают в себе самую суть героического кодекса прошлых эпох. Это те самые слова, которые бормочет в полусне Тортхельм:
Hige sceal юe heardra, heorte юe cenre,
mod sceal юe mare юe ure maegen lytlaр.
(«Воля будет крепче, сердце отважней, дух выше, по мере того как иссякают наши силы».)
Подразумевается — и это вполне вероятно, — что эти строки не принадлежат автору поэмы, но являются неким древним и чтимым выражением героической воли; тем больше причин было у Бьортвольда действительно произнести их в последний час.
* * *
Многое в пьесе основано на контрасте характеров персонажей и их жизненной позиции. Юный и, как сказали бы сейчас, романтичный Тотта боится нежити и троллей и постоянно по поводу и без повода читает стихи о подвигах и тому подобных высоких понятиях (хотя и не является оторванной от реальностью нежизнеспособной личностью - он храбро дерется с мародерами.) Тида, поживший и повидавший многое, ведет себя как прагматик и в некотором роде циник, постоянно развенчивая этот пафос своими замечаниями - так что поведение Тотты начинает порой выглядеть смешным. Кроме того, он довольно-таки убежденный христианин, который скептически относится к "северному мужеству". Но это не просто "антипод Тотты": он искренне уважает мужество воинов, храбро сражавшихся в битве, и сожалеет о гибели юных; он сочувствует бедам мирного населения, истерзанного войной. В этом два персонажа вполне солидарны. И к самому Тотте, утомленному поручением, Тида относится с пониманием... впрочем, лучше я сюда еще цитат натаскаю:
ЦитатыТортхельм.
Гляди–ка, Тида:
вот так ножища — не меньше ярда
длинного, в целый ствол обхватом…
Тидвальд.
Верно! Смолкни ж, главу склонивши:
вот владыка!
Недолгое молчание.
Или, скорее,
то, что осталось нам волей Неба.
Ног длиннее в стране не сыщешь.
Тортхельм (распевно).
Вознес главу он венцов превыше
владык языческих; сердцем светел
и чист душою, прямей и тверже
клинка стального он слыл, чья доблесть
испытана смелым в кровавой сече;
стоил он больше звонкого злата,
и равных не было в целом свете
ни в бранном деле, ни в деле мирном;
суды его справедливы были,
и щедро дары он дарил достойным,
как древний владыка из древних песен.
________________
Тортхельм.
Скорбь и слезы! Проклятая погань!
Голову отсекли от тела,
а тулово, изверги, изрубили!
Не битва — бойня!
Тидвальд.
Ты рвался в битву,
а эта, право, ничуть не хуже
тех, что воспеты в твоих же песнях,
где Фрода пал, и повергли Финна.
Тогда рыдали так же, как ныне,
и в струнах арф отдаются стоны.
____________________
Голос Тортхельма опять начинает звучать распевно.
В траур оденьтесь, англы и саксы,
от границ моря до границ леса!
Пал оплот наш, и плачут жены,
огонь пылает, и пышет пламя
костром сигнальным. Курган насыпьте,
заройте в землю славные кости,
сложите доспехи его в могилу,
золотой панцирь и меч со шлемом,
убор богатый и украшенья, —
все, чем владел сей вождь величайший,
благороднейший из благородных,
спорый в помощи, пылкий в дружбе,
справедливый отец народа.
Славы искал он — и стяжал славу;
курган его пребудет зеленым,
покуда не дрогнут устои мира,
пока существует скорбь на свете,
и свет не сгинул, и слышно слово.
Тидвальд.
Изрядно спето, сказитель Тотта!
Трудился до петухов, должно быть,
покуда мудрые мирно дремлют, —
без сна лежал, словеса сплетая.
Но я бы выспался, будь я Тотта,
и дал бы мрачным раздумьям отдых.
Мы христиане, хоть крест и тяжек;
Бьортнота несем мы — не Беовульфа.
Костер ему не пристал погребальный,
и не воздвигнут ему кургана,
а золото отдадут аббату:
пускай оплачут вождя монахи
и мессу за упокой отслужат!
Чернецы ученой латынью
в путь последний его проводят,
коль мы домой сумеем добраться -
долга дорога, а груз нелегок!
Тортхельм.
Труп тянет книзу. Дай передышку!
Спина разбита, дыханье сперло!
Тидвальд.
Когда бы меньше словес ты тратил —
и дело спорилось бы лучше.
___________________
Тидвальд.
В том–то и дело; увы, друже,
в Мэлдоне ходит молва, что в этом
сам владыка повинен. Властен
был он, горд и горяч, но гордость
подвела его, а горячность
погубила, и только доблесть
восхвалять нам теперь осталось.
Даром броды он отдал — думал,
песни будут петь менестрели
про его благородство. Быть так
не должно было; бесполезно
благородство, когда валит
враг по броду, а в луках стрелы
ждут, невыпущенные, и в силе
уступают саксы — пусть меч их
яростнее языческих… Что же —
судьбу пытал он, и смерть принял.
Тортхельм.
...
С севера ныне грядет угроза:
ветер войны в Британии веет.
Тидвальд.
То–то продул он нам шею! Так же
простудились и те, кто прежде
эту землю пахал...
Пахарь убогий скудную землю
потом праведным поливает —
но приходит захватчик злобный,
и ограбленным остается
умереть и ее удобрить,
жен и детей оставив рабами!
___________________
...Кроме трупа, другой подушки
предложить не могу. Пожалуй,
прикорни на нем.
Тортхельм.
Ну и груб же,
Тида, ты.
Тидвальд.
Говорю я просто — вот ты и взвился.
А скажи я по–возвышенному, стихами —
«главу преклонил я на грудь владыки
возлюбленного, и влагою слезной
обезглавленного омыл я;
так мы странствовали, слившись
воедино — вождь и воин,
преданный раб и повелитель,
У пристани, где приют последний
примет его и упокоит», —
ты бы не оскорбился, Тотта!
______________________
В конце пьесы задремавший Тотта говорит во сне:
Тьма! Везде — тьма, и рок настиг нас!
Ужели свет сгинул? Зажгите свечи,
огонь раздуйте! Но что там? Пламя
горит в камине, и свет в окнах;
сходятся люди из тьмы туманов,
из мрака ночи, где ждет гибель.
Чу! Слышу пенье в сумрачном зале:
слова суровы, и хор слажен.
Воля, будь строже, знамя, рей выше,
Сердце, мужайся — пусть силы сякнут:
Дух не сробеет, душа не дрогнет —
пусть рок настигнет и тьма наступит!
Тида отвечает:
О ветре
ты бормотал, о судьбе и роке, —
дескать, тьма этот мир поглотит, —
гордые, безумные речи:
так бы мог сказать и язычник!
Я не согласен с ними! До утра
далеко, но огней не видно:
всюду мгла и смерть, как и прежде.
Утро же будет подобно многим
утрам: труд и потери ждут нас,
битвы и будни, борьба и скорби,
пока не прейдет лицо мира.
После этого в темноте становятся слышны голоса монахов, поющих молитвы, а затем появляются и сами монахи со свечами - двое подданных Бьортнота наконец-то достигли конца пути.
Последняя часть пьесы может показаться противопоставлением двух видов мужества - отчаянный последний порыв перед лицом беды и стойкость в длительной борьбе и трудах. Возможно, именно такой смысл и был в нее вложен. Но, если честно, сперва эта пьеса меня удивила. Она была опубликована в 1953-м году. К тому времени была написана значительная часть текстов, сформировавших легендариум мира Арды - "Сильмариллион" (точнее, "Квента Нолдоринва" или просто Квента, ранняя "Квента Сильмариллион", поздняя "Квента Сильмариллион"), незавершенная поэма "Лэ о Лэйтиан", "Властелин колец", "Серые анналы", "Повесть о детях Хурина"... Продолжалась работа над поздней "Квентой Сильмариллион" - развернутыми вариантами некоторых ее глав. Множество историй о подвигах и героях, высоких речах и доблестных деяниях, о храбро павших в битвах благородных владыках, скорбно оплаканных их сподвижниками и друзьями, о воздвигнутых над павшими курганах, где всегда зеленела трава и цвели цветы... И тут же, рядом с этим, - речи уставшего от войны крестьянина, повоевавшего в свое время, который говорит, что война - кровавый трэшак, о глупости правителя, игравшего с врагом в благородство, о том, что поэзия - не более чем красивые слова для прикрытия грубой правды жизни... Но если посмотреть пристальнее, то никаких противоречий здесь нет.
Во-первых, как всем известно, деяния доблести и славы в текстах Толкина отнюдь не похожи на порхание бабочек под водопадами розовой водички или на побеждание всего и вся выплеском загребически крутой магии; мир Арды не менее суров, чем поле битвы, на котором изрубили до неузнаваемости Бьортнота. Хурин Талион, прославленнейший из эдайн Первой Эпохи, после изощренной пытки в плену был приведен на курган, где были свалены в груду тела его соратников. "Лишь недавно возведен был курган, и нависал над ним тяжелый дух смерти". Великий воин Турин сын Хурина идет совершать величайший из своих подвигов - убийство дракона. Он со спутниками пытается "подобраться к врагу снизу, там, где не прикрывает его броня. Но столь нестерпим сделался ныне смрад (исходящий от дракона), что головы у них закружились, и оскальзывались они то и дело, и цеплялись за древесные стволы, и боролись с приступами тошноты, позабыв все страхи, кроме одного только: сорваться и рухнуть вниз, прямо на клыки Тейглина". Доблестный и прославленный подвигами король Фингон погиб в бою, "и враги булавами вбили его тело в грязь, а королевское знамя, синее с серебром, втоптали в пролитую им кровь" (сцена 18+, слабонервным не представлять)... и т. д., и т. п. И жители Белерианда - такие, как Гвиндор и его брат, и Финдуилас, и мирное население Хитлума, и многие другие - на собственном опыте познали, что такое "горе побежденным" так же, как и средневековые англы, о которых говорил Тида. И ведь это - ситуации, описанные только в одном из "великих сказаний"; так, верность воинов Финрода своему государю проявляется в том, что они лежат связанными в кромешной тьме, и время от времени слышат звук разрываемой когтями и зубами плоти, крики боли, чавканье, ощущают запах крови, и понимают, что завтра та же участь - умереть, словно ослепленное животное на бойне, - может настигнуть любого из них. "Но ни один не предал и ни один не заговорил". Попросту говоря, подвиги в мире Толкина - это не нечто кавайно-утонченно-поэтично-гламурное, огороженное забором от суровой реальности. Подвиги порой - это когда среди голода, холода, жажды, грязи и тяжелого труда, крови и трэшака, пыток и увечий пытаешься кому-то помочь и/или защитить то, что для тебя важно.
А во-вторых Тида, высмеивающий пафосные речи о погибшем короле, воздает должное мужеству погибших молодых воинов. Но лучше об этом написал сам Толкин в послесловии к пьесе.
* * *
Цитаты из послесловия:
Эта пьеса... задумана была как пьеса в стихах и судить ее следует именно как стихи. Но для того, чтобы оправдать свое место в «Очерках и Исследованиях», она, как я предполагаю, должна по крайней мере подразумевать какое–то суждение о форме и содержании древнеанглийской поэмы (а также о ее критиках).
С этой точки зрения данная пьеса представляет собой, можно сказать, развернутый комментарий на строки 89 и 90 оригинала: «а se eorl ongan for his ofermode alyfan landes to fela lapere eode» — «тогда эрл, подчинившись порыву неукротимой гордости, уступил землю врагу, чего делать не следовало».
«Битва при Мэлдоне» обычно и сама рассматривается как расширенный комментарий на процитированные выше и использованные в пьесе слова старого ратника Бьортвольда, или как иллюстрации к ним. Это наиболее известные строки в этой поэме, если не во всей древнеанглийской поэзии. Однако несмотря на то, что это действительно великолепные строки, они, как мне кажется, представляют меньший интерес, нежели строки, приведенные мной в начале, — во всяком случае, поэма теряет часть силы, если не держать в уме оба этих отрывка одновременно.
Слова Бьортвольда считаются самым совершенным выражением героического северного духа, будь то скандинавского или английского; это самая ясная и четкая формулировка учения о беспредельном терпении, поставленном на службу непреклонной воле. Поэму в целом называли «единственной чисто героической поэмой, сохранившейся в древнеанглийском поэтическом наследии». Однако учение это является здесь в столь незамутненной чистоте (близкой к идеалу) именно потому, что речь вкладывается в уста подчиненного, человека, чья воля направлена к цели, назначенной для него другим человеком; он не несет ответственности по отношению к нижестоящим — только исполняет свой долг и демонстрирует преданность сюзерену. Поэтому личная гордость в его поступках отступает на задний план, а любовь и преданность оказываются на первом.
Дело в том, что этот «северный героический дух» никогда не является в первозданной чистоте: он всегда представляет из себя сплав золота с какими–нибудь добавками. Беспримесный, этот дух заставляет человека не дрогнув вынести, в случае необходимости, даже смерть; а необходимость возникает, когда смерть способствует достижению задачи, которую поставила воля, или когда жизнь можно купить, только отрекшись от того, за что сражаешься. Но поскольку таким поведением восхищались, к чистому героизму всегда примешивалось желание завоевать себе доброе имя... Этот мотив, конечно, вряд ли выходит за пределы «совести»: человек судит себя сам в свете мнения своих вождей, с которыми сам герой соглашается и которому полностью подчиняется; поэтому, не будь рядом свидетелей, он действовал бы точно так же. Однако этот элемент гордости, выраженный желанием чести и славы при жизни и после смерти, имеет тенденцию расти и становиться основным направляющим мотивом поведения, толкая человека за пределы бесцветной героической необходимости к избыточности — к «рыцарству» (chivalry ), «рыцарской браваде». Эта избыточность остается избыточностью и тогда, когда выходит за пределы необходимости и долга и даже становится им помехой, хотя современники ее и одобряют.
В «Битве при Мэлдоне» мы видим правителя, который... устраивает из битвы «спортивное состязание» с равными условиями для обоих противников, но платят за это подчиненные ему люди. В этом случае мы имеем дело не с простым воином, а с властителем, которому остальные обязаны были повиноваться мгновенно; он был в ответе за подчиненных ему людей и имел право рисковать их жизнями только в одном случае — в случае необходимости защитить государство от безжалостного врага. Он сам говорит, что его целью было обезопасить королевство Этельреда, народ и страну. Он и его люди проявили бы героизм, сражаясь и — если это было необходимо — погибая в попытке уничтожить или задержать захватчиков. С его стороны совершенно неуместно было рассматривать как спортивное состязание крайне важную битву, имевшую единственную цель — остановить врага: это лишило его возможности достичь цели и выполнить долг.
Почему Бьортнот так поступил?... Бьортнот был скорее героем «бравадного» типа, нежели чисто героической фигурой. Честь и слава были для него мотивом сами по себе, и он погнался за ними с риском потерять свой heordwerod (хеордверод) - самых дорогих ему людей, — создав ситуацию поистине героическую; однако характер этой ситуации был таков, что ее возникновение в глазах потомков и современников дружина могла оправдать лишь одним способом — пав на поле боя. Возможно, выглядело это величественно, но это был ложный шаг. Героический жест Бьортнота был слишком неумен, чтобы стать по–настоящему героическим. Даже собственной смертью Бьортнот не мог уже полностью искупить своего безумия.
Поэт, создавший «Битву при Мэлдоне», понимал это, хотя на строки, в которых он выражает свое мнение, обычно обращают недостаточное внимание или замалчивают их совсем. Данный выше перевод этих строк, как мне представляется, точно передает их силу и скрытый в них смысл, хотя больше известен перевод Кера, который звучит так: «…Then the earl in his overboldness granted ground too much to the hateful people » («…Тогда эрл, в своей чрезмерной смелости, уступил слишком много земли ненавистным врагам). Если разобраться, эти слова представляют собой суровую критику, пусть вполне уживающуюся с лояльностью и даже любовью.
Критическое отношение поэта к происшедшему во много раз усиливает впечатление, которое производит на читателя стойкость и преданность воинов Бьортнота. Их делом было терпеть и умирать, а не задавать вопросы, хотя поэт, описывающий битву, вполне мог понимать, что военачальник совершил грубую ошибку. Для своего положения они проявили поистине высший героизм. Ошибка властителя не освободила их от выполнения долга, и в душах тех, кто сражался рядом со старым вождем, не ослабела любовь к нему (что особенно трогательно). Более всего волнует душу именно героизм любви и послушания, а не героизм гордости и своеволия, и только первый героизм героичен по–настоящему. Так ведется испокон веков...
Таким образом, повелитель может быть прославлен деяниями своих рыцарей, но он не должен использовать их преданность в своих интересах или подвергать их опасности только ради собственного прославления.
(Кстати, в слове ofermod слово mod означает «дух» или — если оно употреблено без эпитета — «высокий дух», наиболее обычным проявлением коего является гордость. Но в слове ofermod это слово снабжено эпитетом, и этот эпитет имеет значение неодобрения. На самом деле известно, что слово ofermod всегда несет в себе суждение. - из прим. переводчика).
* * *
И действительно, если присмотреться, например, к поступкам персонажей "Сильма", чьи подвиги и доблесть воспеваются в текстах, то их поступки вполне сопоставимы с описанным выше мнением. Эарендил готов был рискнуть жизнью ради того, чтобы защитить народы и людей, и эльфов, - ведь верили, что смертный, ступивший на бессмертные земли, не может остаться в живых. Но всем своим спутникам он запретил себя сопровождать; решение Эльвинг последовать за ним было добровольным и подсказанным ее любовью к мужу. Глорфиндейл сражается с балрогом, и этот поединок воспевают потом в песнях, и на могиле его цветут золотые цветы - но делает он это ради того, чтобы защитить беженцев, среди которых много не способных сражаться раненых, женщин и детей, от атаки вражеского войска и низшего божества, и исход поединка легко было бы предвидеть. Поступок Глорфиндейла был не подсказанным гордостью стремлением показать "крутизну" - это было самопожертвование, чтобы защитить своих сограждан. Финголфин, бросая вызов Морготу, отправляется на битву в одиночку, не взяв с собой ни единого воина. И хотя его действия подсказаны эмоциями, его поступки не несут никакого ущерба его подданным - ведь даже в случае гибели Финголфина у него есть уже взрослый наследник, неоднократно доказавший свою доблесть в битвах; сражаясь с одним из самых сильных божеств, Финголфин рисковал и жертвовал только собой - и это был славный бой. Верность Финрода данному слову, долгу дружбы, долгу государя перед вассалами, сражавшимися для защиты своей земли до последней капли крови, названа в преданиях подвигом; он разрывает цепи и убивает волколака голыми руками и зубами, чтобы защитить друга и вассала - поступок, который не каждому по плечу. Но, взяв с собой тех воинов, которые были ему верны, Финрод не ведет их на первый попавшийся орочий отряд или тем более крепость Саурона с мечами наголо и криком: "Ребяты, ура-а! Айда героизм героичить!" Эльфы внезапно нападают на расположившийся на привале орочий отряд, расстреливают их из луков, а потом Финрод с помощью магии маскирует их под орков, пытается скрытно преодолеть заставы и сражается с майа на Песнях Силы, пытаясь вырваться из плена. Проще говоря - храня верность клятве, он не жертвовал слепо и бездумно жизнями своих воинов; он стремился сохранить их жизни, насколько это было в его силах. И воины тоже сохранили верность своим обязательствам, умирая но сохранив молчание. Маэдрос был прославлен доблестью среди эльфов, и в битвах "меч его пылал белым пламенем, и орки бежали перед ним". Но когда идет речь о данной именем Эру клятве, сдержать которую он к тому же пообещал отцу в час его смерти, Маэдрос не бросается с отрядами подвластных ему нолдор штурмовать вражескую твердыню. Он столетиями обороняет северо-восточные рубежи, уязвимые для вражеских атак, ограничиваясь обороной и способствующими укреплению обороны мерами; в решительный бой против Моргота он идет лишь собрав для атаки все силы эльфов, гномов и людей, какие мог собрать, и не просто идет в ворота тараном бить, а продумывает и согласовывает с Фингоном план битвы, то есть тоже принимает меры, чтобы по возможности сохранить и жизни воинов, и зависящие от них жизни мирного населения. Причем решающая победа над Морготом нужна не только (не столько) для того, чтобы выполнить клятву и завладеть семейными сокровищами и тем паче не для того, чтобы прославить доблесть Маэдроса - она будет способствовать безопасности всего Средиземья.
С другой стороны, оценка Толкином ситуации, возникшей в "Битве при Мэлдоне", позволяет еще раз рассмотреть споры Турина и Гвиндора и оценить мнения спорщиков. Позиция Гвиндора может показаться слишком нерешительной, вызванной тем, что он "утратил былую воинскую доблесть" и изменился, настрадавшись в плену. Но если присмотреться... "Победа есть победа, и ценна победа не только последствиями", - заявляет Турин. - "Не лучше ли стяжать великую славу, пусть и ненадолго, ибо конец один". - "Думаешь ты лишь о себе и о собственной славе, и велишь всем нам поступать так же", - возражает Гвиндор. - "Однако следует нам помыслить и о других, помимо себя, ибо не всем дано сражаться и пасть в бою: их надлежит нам защитить от войны и гибели, пока мы в силах". И, если подумать... Эльф, который в битве сражался впереди всего войска нолдор, и его не могли остановить, и чуть не ворвался в тронный зал Моргота, прекрасно знает, что такое доблесть в битве. Но он к тому же лучше кого-либо другого - и уж явно лучше Турина, во время той битвы пешком под стол ходившего - знает, какой ценой приходится потом платить другим за чужую доблесть в бою. Гвиндор выдержал много лет в плену, в рабстве, и смог сбежать - сколько выдержит та же Финдуилас, прежде чем умрет или начнет мечтать о смерти? Воины могут доблестно сражаться и погибнуть в бою - а что будет с женщинами и детьми, которые в бою погибнуть не могут? Ответ был уже в самом сказании: они тоже погибнут. В драконьем пламени, от орочьего оружия или не выдержав тягот плена, увидев разграбление родного дома и гибель близких. И когда Турин, ставший лордом и военачальником Нарготронда и заявивший еще до этого о себе "Не ребенок я, но муж", спрашивает "почему бы вам не отправить тех, кто вам дорог, на корабли Кирдана, и не погероичить в битве", - он ведет себя скорее как маленький ребенок, чем как военачальник и лорд королевства, отвечающий за безопасность его жителей. Не идет и речи о заключении военных союзов, о стратегии и тактике ведения войны. "Отправьте мирное население к Кирдану, пусть живут приживалами под чужим кровом, потеряв свой дом и близких, а мы пойдем героичить в бою, чтоб про нас красивые песни спели" - это ведь не лучшая стратегия, как ни посмотри.
А еще с такой же позиции, как битву при Мэлдоне, можно рассмотреть поведение некоего очень знатного нолдо. Очень знатного очень талантливого ученого и гениального изобретателя, во имя славы и мести устремившегося в сражения и доблестно павшего в бою. Потому что если оценивать его поведение как поведение короля, предводителя, главы семьи и военачальника, которым он являлся, становится понятно, почему он, скорее всего, не вернется из Чертогов Ожидания, "покуда не померкнет Солнце и Луна не сойдет с небосклона".
@темы:
Про литературу,
Толкин и все, что с ним связано