Есть вещи слишком серьезные, чтобы о них говорить всерьез
Благодаря переводческому перфекционизму AnnetCat, заинтересовался концепцией "пяти наказаний" в старом Китае и Корее. А поскольку о судебной системе в старой Корее что-нибудь найти почитать (и, естественно, на память записать) мне хотелось уже давно, я воспользовался принципом "с миру по нитке" - точнее, "с разных сайтов по фразе", и в итоге получился довольно-таки длинный текст. ))
Источники: статья А. Ланькова, англоязычная статья, посвященная книге Хендрика Хамела ("Журнал Хендрика Хамела" - это записи записи о его 13-летнем - 1653-1666 - пребывании в Чосонской Корее, где он оказался после кораблекрушения, и об особенностях местной жизни), http://www.sungjinyang.com/history/click008.html, англовикипедия, немного из ру-вики и Курбанова и еще пара доп. фраз из других источников. За исправления и дополнения (с указанием источника) буду благодарен. ))
Итак, как же работала судебная система в Корее старых времен, в период правления династии Ли, называемой также династией Чосон (1392-1910)? Длинный текстВ первую очередь стоит сказать, что многое в ней - так же, как и в корейской государственно-административной системе, системе образования, государственной идеологии, социальном устройстве общества, так же, как многие элементы культуры, - сильно напоминало соответствующую китайскую систему. Точнее было бы сказать, что многое из этого было заимствовано из Китая и частично изменено и адаптировано к реалиям корейского общества. Древнекитайский литературный язык (вэньянь или, как его называли в Корее, ханмун) был государственным языком страны; чтобы сдать экзамен на должность чиновника, необходимо было прекрасно знать китайскую классику в оригинале (система экзаменов, кстати, тоже напоминала китайскую). В общем, влияние Китая на все сферы жизни Кореи на протяжении многих исторических периодов было огромным, в том числе и при династии Ли, когда в Китае правили поочередно династии Мин и Цин. Поэтому многое из сказанного в этом тексте относится и к китайской судебной системе соответствующих исторических периодов тоже. Проявлялось это в т. ч. в том, что в основе корейского законодательства при династии Ли лежало два законодательных кодекса. Одним из них был "Кодекс великой Мин" (大明律 ), содержащий уголовное законодательство минского Китая и использовавшийся в Корее и после падения династии Мин, вплоть до 1894 г., а другим - принятый в XV веке собственно корейский кодекс "Кёнгук тэчжон", содержавший установления, касавшиеся государственного устройства Кореи и деятельности ее важнейших учреждений.
Одной из особенностей старой корейской (и китайской) судебной системы было то, что привычной нам отдельной системы судов и профессиональных судей попросту не было. Вершить суд должен был глава местной администрации, это была одна из его важнейших обязанностей. В уезде верховным судьей был, по совместительству, начальник уезда, в провинции - губернатор, в крупнейших городах - глава городской управы, а приговоры по важнейшим делам выносились или, по крайней мере, утверждались самим королем. Популярнейшие и в наше время, и в старом Китае герои многочисленных новелл, повестей, романов, пьес, фильмов и сериалов - судья Бао и судья Ди (реальные исторические личности, кстати) были правителем города Кайфына и начальником уезда соответственно.
Полиция тоже не слишком напоминала современную, хотя и исполняла функции охраны общественного порядка (термин "полиция" и названия полицейских чинов в старой корейской литературе не встречаются). Начальники уездов, областей, городских управ и т. п. не только выполняли функции судей, но и отдавали приказы начальнику местного гарнизона, находившегося в их распоряжении. В обязанности гарнизонов входила не только (в мирное время - не столько) защита от внешнего неприятеля, но и поддержание на вверенной территории порядка и исполнение полицейских функций. Работа этих стражников была, как правило, куда менее рискованной чем, скажем, работа полицейских в Японии: в Корее отдельного военного сословия не было, население в своем большинстве оружия не носило, боевые искусства не изучало, в вооруженные стычки не лезло, и даже по городским улицам ночами не бродило - с начала XV века ворота корейских городов закрывались с наступлением темноты, и после этого в самих городах наступал, как бы мы сейчас выразились, комендантский час; до рассвета всем горожанам следовало оставаться в своих домах, и лишь патрули медленно ходили по улицам.
Верховный контроль над всей деятельностью корейской юстиции осуществляло Министерство юстиции (в более буквальном переводе - "министерство наказаний"). В том случае, если преступление носило политический характер или если в нем были задействованы чиновники и члены их семей, расследованием занимались в специальном судебно-следственном учреждении Ыйгымбу - отдаленном аналоге служб безопасности или тайной полиции.
Не существовало в Корее и Китае и следствия в современном понимании этого слова. В задачу полиции входил арест преступника или подозреваемого, а заодно, при необходимости, и возможных свидетелей преступления, но никак не проведение "следственных мероприятий". Следствие и суд вершились под непосредственным руководством главы местной администрации, чаще всего - начальника уезда. По сути, следствие и суд были нераздельны, представляли из себя один процесс; никаких прокурора и адвоката не было. Начальник допрашивал подозреваемых и свидетелей до тех пор, пока не уяснял для себя картину происшедшего, а потом выносил приговор.
Еще одной особенностью чосонского правосудия (и китайского на протяжении многих эпох) были пытки как средство дознания. Если кого-либо подозревали в совершении преступления - на основании поданной жалобы, свидетельских показаний, наличия улик и т. п. - его доставляли в управу и пытали, пока он не сознавался в содеянном (т. н. "презумпция виновности"). При этом если возникали серьезные сомнения в виновности подозреваемого - он не сознавался под пытками и говорил, что его оговорили, или отказывался от прежних показаний - мол, это была ложь под пытками - и при этом в свидетельских показаниях/жалобе потерпевшего были заметные противоречия, либо подозреваемый называл обвинение клеветой - пытать могли и свидетелей, и обвинителя. Основывалось это на еще одной особенности старого китайского и корейского правосудия - признание подозреваемого считалось более весомым доказательством его вины, чем свидетельские показания и улики, и для завершения следствия судья стремился добиться признания, даже если доказательства вины были очевидны. Соответствующий отрывок из "Кодекса великой Мин" говорит об этом следующее: "Если есть подозрение в совершении преступления, но отсутствует признание вины, даже если доказательства преступления очевидны, надлежит записать подробно обстоятельства преступления и пытать преступника в соответствии с законом".
О том, какими были пытки и "обстоятельства дознания", кое-что можно понять по законодательным актам.
В раннечосонский период бывали случаи, когда узников забивали до смерти даже за незначительные провинности или по подозрению в преступлениях из-за злоупотреблений чиновников. Например, в архивных документах описывается ситуация, случившаяся в 1489 году, когда около 70 подозреваемых в грабежах в северо-восточной провинции были арестованы и подверглись жестокому обращению во время допроса. Чиновник по имени Ли Чон-хо доложил королю: "Из 70 грабителей 15 мертвы, двое при смерти из-за полученных ранений. Не счесть тех, кто страдает от тяжких ран по всему телу." Король Сончжон приказал Главной инспекции разобраться в истинном положении дел и объявить суровый выговор чиновникам, безрассудно приверженным пыткам.
Король Ёнчжо (годы правления: 1724-1776) стремился смягчить уголовное законодательство, запретив жестокие пытки и суровые наказания, бывшие частью системы дознания и наказания вплоть до начала 18 века. Так, в год своей коронации, 1725 он отменил "абсул-хёнг", одну из самых жестоких пыток того времени. Она заключалась в том, что голени узника долгое время сдавливал тяжелый деревянный пресс. Так поступали, в основном, с обвиненными в государственной измене. В 1732 году король запретил также "чжури" - пытку, при которой между связанных ног узника засовывали деревянные клинья и разводили в стороны; после подобной пытки подозреваемые часто оставались калеками. В законодательном акте от 1755 года Ёнчжо также призывал чиновников быть беспристрастными и непредвзятыми при вынесении приговоров и не прибегать к пыткам. В 1771 году появился указ, запрещающий ведущим допрос чиновникам связывать подозреваемых. Однако пытки оставались законным средством дознания на протяжении всего правления династии Ли, и далеко не все чиновники - особенно провинциальные, работу которых было сложнее проверить - прислушивались к королевским указаниям. Так или иначе, в 19-м веке пытки как средство дознания в Корее по-прежнему сохранялись, хотя сводились по большей части к избиению палками, а судьи (они же следователи) старались следить, чтобы подозреваемый не умер при допросе.
Пытать могли как мужчин из любого сословия, так и женщин из простонародья. Однако женщин из дворянского сословия подвергать пыткам без особого королевского разрешения было запрещено.
Кстати, простые люди давали показания в суде, стоя на коленях. Давать показания стоя могли только представители образованного дворянского сословия (янбан).
Не было в старой Корее и тюремного заключения в нынешнем смысле слова. Тюрьмы, имевшиеся при каждой уездной или провинциальной управе, играли роль нынешних КПЗ. В них держали только подозреваемых и подследственных, причем срок содержания ограничивался законом. Срок предварительного заключения мог, в зависимости от тяжести обвинения, составлять 10, 20 или, самое большое, 30 дней. Престарелые (от 69 лет) и малолетние (до 14 лет) подозреваемые в тюрьму не заключались, а на арест находящегося на действительной службе чиновника, буддийского монаха или женщины из дворянского сословия требовалось испросить разрешение самого монарха. Исключением из этого правила были случаи, когда обвинение, выдвинутое против подозреваемого, грозило смертной казнью. В том случае, если подозреваемый заболевал в тюрьме, его разрешалось освобождать под залог. Заболеть в старой корейской тюрьме было действительно легко. Типичная тюрьма представляла из себя глинобитные строение, одна из стен которого была заменена деревянной решеткой. Внутренняя стена отделяла женское отделение от мужского - арестованных разного пола категорически запрещалось содержать вместе. Заключенные, как правило, проводили все время, закованные в тяжелые шейные колодки весом в 10-20 кг (такие колодки в Китае называли "каньга"). Шейные колодки делали невозможным побег, но они также не давали заключенному нормально спать - закованный в шейную колодку человек не мог лечь и был вынужден проводить все время, сидя на корточках. Об отоплении, понятно, речи не шло, и зимой заключенные жестоко страдали от холода. Женщин-дворянок, однако, было запрещено заковывать в колодки и запрещалось даже просто сажать в тюрьму, если они не обвинялись в серьезных - по понятиям старокорейского законодательства - преступлениях. (Правивший в 15-м веке король Сончжон издал специальный указ, повелевающий наказывать чиновников, которые арестовывают и сажают в тюрьму женщин-дворянок без должной причины).
У системы наказаний тоже были свои особенности. Например, серьезным преступлением считалось нарушение морально-этических общественных норм, отступление от конфуцианской системы ценностей. Таковыми были, например, непочтительность по отношению к родителям или прелюбодеяние. Если женщина занималась любовью с мужчиной/мужчинами кроме мужа, ее ждало серьезное наказание - в зависимости от тяжести проступка, вплоть до ссылки или смертной казни. (Естественно, это не относилось к кисэн, которым ублажать мужчин было, наоборот, по закону положено). Если сын или дочь поднимали руку на родителей или не обеспечивали им надлежащее содержание или уход, располагая к тому средствами, их тоже наказывали. Преступлением было также, если крестьянин убивал своих лошадей или волов без позволения вышестоящих лиц (поскольку кони и волы были очень важны для крестьянского труда, а крестьянский труд был источником обеспечения ресурсами всей страны - включая чиновников х) ).
При этом не было и речи о всеобщем равенстве перед законом (хотя конфуцианская мораль предусматривала все же взаимную ответственность, а не жесткую вертикаль подчинения). Раб, убивший хозяина, жена, убившая мужа, простолюдин, напавший на высокопоставленного чиновника, подлежали смертной казни, даже если речь шла о самозащите, в то время как муж мог убить за какую-нибудь провинность жену (хозяин - раба), знатный чиновник - нанести серьезный физический ущерб простолюдину, и не понести ответственность перед законом. Женщина сурово каралась за адюльтер, в то время как взрослые мужчины имели право заводить наложниц, "удостаивать вниманием" служанок и посещали кисэн. (Хотя общественная мораль не одобряла все же, когда наложниц заводили или по кисэн ходили молодые юноши, которые находятся на родительском иждивении). Дети, поднимавшие руку на родителей, карались законом, но никакой уголовной ответственности для родителей, бивших детей или не заботившихся о них, закон не предусматривал.
Также законодательство Кореи и Китая предусматривало не только личную ответственность за ряд преступлений, но и коллективную ответственность за считавшиеся особо тяжкими преступления. Самым серьезным преступлением считалась государственная измена. (Государственной изменой считалось в т. ч. неповиновение императору/королю, попытка захватить трон или антиправительственные высказывания - устные или в литературных произведениях). В этом случае семья осужденного за измену истреблялась, его дом подлежал сносу, а все его имущество, включая рабов, конфисковалось в государственную казну. При этом члены семьи могли не иметь отношения к поступкам обвиненного в измене родича или могли вообще о нем не знать. (Впрочем, если обвиняемый в измене играл малозначительную роль в происходящем, его семью могли просто сделать государственными рабами). Например, в начале 18-го в, в правление китайского императора Канси ученый Дай Минши, включивший в свой исторический труд описание антиманьчжурской борьбы, был четвертован, члены его семьи и друзья — более 100 человек — казнены. При сыне Канси, императоре Юнчжэне принцип коллективной ответственности применили и к покойнику - труп литературоведа и медика Люй Люляна, в чьих трудах нашли антиманьчжурские высказывания, был вырыт из могилы и разрублен на части, а ученики и члены его семьи казнены. При этом за такие преступления, как убийство, кража, изнасилование наказывался только сам преступник.
Наказания для преступников в чосонской Корее базировались на концепции т. н. "пяти наказаний" (五刑 ), существовавшей в Китае с начала первого тысячелетия. В древнем Китае было много суровых наказаний, однако к началу нашей эры, в правление династии Западная Хань такие наказания, как клеймение или отрубание конечностей, были отменены, а при последующих династиях концепция "пяти наказаний" постепенно изменялась, и к началу второго тысячелетия приобрела тот вид, который и сохранила вплоть до падения императорской власти в Китае. Процитирую краткий пересказ системы "пяти наказаний", существовавший в Китае при династии Цинь (1644–1911 гг):
1. Чи (笞 ) (самое легкое из наказаний) - порка по ягодицам легкими бамбуковыми палками (таким это наказание было до 17-го в; при династии Цин вместо палок для битья использовались бамбуковые прутья). Существовало пять степеней чи, в зависимости от тяжести преступления:
10 ударов (или уплатить 600 вэней (文 ) в государственную казну)
20 ударов (или уплатить 1 гуань (貫 ) и 200 вэней в государственную казну)
30 ударов (или уплатить 1 гуань и 800 вэней в государственную казну)
40 ударов (или уплатить 2 гуаня и 400 вэней в государственную казну)
50 ударов (или уплатить 3 гуаня в государственную казну).
2. Жан (杖 ) - битье большой палкой по спине, ягодицам или ногам. В зависимости от тяжести преступления также подразделялось на пять степеней:
60 ударов (или уплатить 3 гуаня и 600 вэней в государственную казну)
70 ударов (или уплатить 4 гуаня и 200 вэней в государственную казну)
80 ударов (или уплатить 4 гуаня и 800 вэней в государственную казну)
90 ударов (или уплатить 5 гуаней и 400 вэней в государственную казну)
100 ударов (или уплатить 6 гуаней в государственную казну)
3. Ту (徒 ) - принудительные каторжные работы (приговоренных к этому наказанию также били большой палкой). Также в зависимости от тяжести преступления подразделялись на пять видов:
Год каторги и 60 ударов палкой (или уплатить 12 гуаней в государственную казну).
Полтора года каторги и 70 ударов палкой (или уплатить 15 гуаней в государственную казну)
Два года каторги и 80 ударов палкой (или уплатить 18 гуаней в государственную казну)
Два с половиной года каторги и 90 ударов палкой (или уплатить 21 гуань в государственную казну)
Три года каторги и 100 ударов палкой (или уплатить 24 гуаня в государственную казну)
4. Лю (流 ) - дальняя ссылка с запретом возвращаться в родные края. В зависимости от тяжести преступления сослать могли на расстояние 2000 ли (里 ), 2500 ли или 3000 ли (ли в разные времена примерно равнялась 400-500 м). Ссылка могла быть заменена уплатой 30/33/36 гуаней в государственную казну.
5. Си (死 ) - смертная казнь. При династиях Суй и Тан (6-10 вв.) основными видами смертной казни были удушение и обезглавливание. Со времен династии Сун (970–1279 CE) также применялось медленное расчленение с отрубанием головы. Смертная казнь могла быть заменена уплатой 42 гуаней в общественную казну.
То, что согласно законодательству любое из 5 наказаний могло быть заменено штрафом, отнюдь не означает, что от любой кары можно было бы легко откупиться. Достаточно сказать, что в 18-м веке средняя зарплата строителя составляла около 0,7 вэней в день, т. е. примерно 21 вэнь в месяц. Из этих денег надо было заплатить налоги, прокормиться, платить за лекарства в случае болезни, кормить детей и престарелых родителей, покупать одежду-обувь-утварь, дарить подарки близким к праздникам, выполнять крайне важные для китайцев обряды поклонения духам предков.... А теперь подсчитайте, какова была вероятность, что строитель/ремесленник/крестьянин/мелкий торговец сумеет накопит хотя бы 600 вэней, не говоря уже о нескольких гуанях (1 гуань (дяо) = 1000 вэнь). И насколько велика была возможность у мелкого чиновника накопить 30 гуаней. (при условии, что осужденные предпочли бы заплатить выкуп за себя, а не приберечь деньги для близких). В общем, скорее всего, гос. казна империи Цин не так уж часто пополнялась штрафами.
Помимо вышеописанных наказаний применялись и более - по сравнению с вышесказанным - гуманные и почетные. Как правило, их применяли по отношению к элите - очень знатным людям и тем, кто имел выдающиеся заслуги перед страной. Так, кроме ссылки существовал и домашний арест. А помимо стандартной смертной казни можно было по приказу государя совершить самоубийство - выпить яд, удушить себя шелковым шнурком или убить себя мечом (при просмотре китайских и корейских дорам можно увидеть, как министры, государевы наложницы, принцы, низложенные короли и королевы и прочие заметные личности умирают подобной смертью). Для современного человека между подобными видами казни едва ли есть особая разница, однако в феодальной Японии а также в древних и средневековых Китае и Корее умереть от собственной руки считалось куда более почетным, чем быть казненным рукой палача. Если император посылал подданному меч или шелковую удавку с приказом совершить самоубийство, это называлось "пожаловать смертью".
В чосонской Корее, как и говорилось выше, основными видами наказаний тоже были "пять наказаний", принцип которых был заимствован из Китая.
Самым легким из наказаний были так называемые "малые палки", тэ-хён. Осужденного били по лодыжкам и ступням ясеневыми палками. Он получал 10-50 ударов в зависимости от тяжести преступления.
Более суровым видом наказания были "большие палки", чан-хён". При этом наказании осужденный получал от 60 до 100 ударов палками, в зависимости от тяжести преступления, по ягодицам и бедрам.
Что касается размера палок - Ланьков пишет, что для наказания палками всегда применялись палки одинакового установленного законодательством размера - длина 105 см, диаметр от 0,7 до 1,0 см, а в англоязычных источниках пишут, что длина малых палок составляла 56-85 см, больших - 89-112 см. Впрочем, учитывая, что династия Ли правила много столетий, законодательство в этом пункте вполне могло меняться с течением времени.
От наказания палками можно было вполне официально откупиться, заплатив большой штраф, но он был так велик, что по карману эта привилегия была лишь очень богатым людям. Однако в некоторых повестях упоминается, что люди, приговоренные к наказанию палками, искали разные способы "сэкономить". Один из таких способов, применяемый в провинциях: заплатив взятки стражникам и непосредственно ведающему наказаниями чиновнику, дать немного денег какому-нибудь бедняку, чтобы он согласился принять наказание под именем осужденного. В ситуации "все схвачено, за все заплачено", особенно при отсутствии всяких там паспортов и фотографий, этот способ вполне срабатывал.
В начале правления династии Ли злоупотребления чиновников при наказании палками были нередки. В 1435 году король Сечжон отметил в указе: "Наказание малыми палками ограничено самое большее пятьюдесятью ударами, однако некоторые чиновники пренебрегают этим законом, из-за чего даже люди, совершившие малые проступки, порой бывают забиты насмерть. Это противоречит принципу, в соответствии с которым надлежит выбирать наименее суровое наказание в том случае, если тяжесть преступления не установлена. Потому чрезмерного битья палками следует избегать".
Третьим способом наказания, как и в Китае, были принудительные каторжные работы, называемые то-хён. В этом случае заключенные трудились на, как сказали бы сейчас, находящихся в собственности государства объектах - например, на шахтах, в плавильнях и т. п.
Четвертым наказанием, ю-хён, была ссылка. В Китае, как уже говорилось, заключенных ссылали на расстояние от 2000 до 3000 ли. Однако в пределах Корейского полуострова ссылка более чем на 2000 ли (примерно 786 км) была невозможна. Вместо этого практиковались ссылка на северо-западную границу всех членов семьи осужденного и запрет осужденному свободно передвигаться где-либо за пределами населенного пункта, куда он был сослан/определенного ему в ссылке жилища с непосредственно примыкающим к нему территориям. Члены королевской семьи и высокопоставленные чиновники часто жили изолированно от людей, и их жилища окружала изгородь из колючих кустарников.
Ссылка в старые времена была серьезным наказанием. Отправленный в ссылку человек оказывался оторван от семьи, родных, соседей, всего своего привычного окружения. Любые проблемы становились неразрешимыми, и даже легкое недомогание было смертельно опасно. Для дворян такие проблемы стояли не столь остро, но зато для них ссылка означала бесповоротное отстранение от политической жизни и рычагов влияния, равно как и полный отрыв от всех центров культуры и образования. Поначалу всех сосланных подвергали предварительному наказанию палками, но со временем от этого были освобождены дворяне, которых стали отправлять в ссылку непоротыми.
Одним из самых "популярных" мест ссылки в старой Корее был остров Чечжу-до. С нашей нынешней точки зрения выбор кажется странным: курорт как место ссылки? (Зажрались, мол, эти чосонцы - что для современного корейца курорт, то для них ссылка и наказание Х) ). Действительно, в наше время Чеджу, с его прекрасными пейзажами, пляжами и историческими реликтами - это очень популярный курорт; если к твоим услугам интернет, кондиционеры, прекрасно отделанные ванные в отелях, холодильники, полные привезенной со всех концов мира еды, оборудованные в соответствии с современными требованиями больницы, регулярное транспортное сообщение с материком, то отдых оставит приятное впечатление. Однако не надо забывать о том, что Чеджу вплоть до начала 20 в. - это отсутствие удобств, плохая вода, скудные почвы, дающие плохие урожаи, бедное и в большинстве своем невежественное местное население и изредка приплывающие корабли с материка, привозящие почту, припасы и пассажиров, - единственная связь с большим миром, которую мог легко прервать шторм или нападение пиратов. В общем, Чечжудо был самым удаленным от "большой земли" районом Кореи; путешествие туда было долгим и даже опасным, а сам остров представлял собой наиболее бедную часть страны. Другим районом ссылки был крайний север страны, таежные районы вблизи корейско-китайской границы. Климат в этих местах суровый, с морозами до -25 градусов, да и места там довольно дикие даже сейчас, не говоря уж о временах средневековья.
Самым тяжелым наказанием в старой Корее была, разумеется, смертная казнь. В соответствии с законодательством, в Корее времен династии Ли существовало три вида смертной казни: удушение, обезглавливание и четвертование. На практике изредка применялись и иные способы казни, но они в законах не упоминались и были, в целом, редкостью. Как пишет А. Ланьков, в Корее, как и в Китае, обезглавливание считалось куда более тяжелым наказанием, чем удушение, хотя на практике оно было более мучительным. Связано это было с религиозными представлениями. В старину корейцы верили, что человек попадает на тот свет в том виде, в котором он встретил смерть, поэтому расчленение тела вело к своего рода "загробной инвалидности", и его старались всячески избегать. Именно поэтому обезглавливание, не говоря уж о четвертовании, считалось очень тяжелым наказанием.
Однако, как и в Китае, смерть осужденного могла быть более "чистой и почетной" - например, высшая знать и самые уважаемые люди в стране могли совершить самоубийство, выпив яд, или каким-либо иным способом.
Помимо "пяти наказаний" применялись и другие способы наказать преступников. Например, "мук-хён" - на лбу осужденного выжигали клеймо, на котором было написано, что это преступник. Часто подобное наказание применяли по отношению к ворам. Воровство было одним из самых распространенных и доставляющих много проблем преступлений в эпоху Чосон. Неурожаи, высокие налоги, отсутствие социальной поддержки стариков, больных, детей, матерей-одиночек, инвалидов приводили к высокому уровню бедности, так что люди порой вынуждены были воровать, чтобы выжить. Однако в аграрном обществе присвоение плодов чужого труда - даже кража пищи - считалось одним из отвратительнейших преступлений. Потому воров подвергали суровым наказаниям, включая клеймение. Однако, несмотря на жесткость мер, принимаемых против воров, воровство не исчезало. Чиновник по имени Чон Сэ-чан, возражая против приказа короля Чунчжона об ужесточении наказаний для воров, заметил: "Воровство большей частью проистекает из бедности. Люди становятся ворами лишь потому, что сильно страдают от голода и холода из-за плохого урожая в прошлые годы".
Еще одной мерой наказания и способом "отметить" преступника было отрубание носа или пятки. Как указывает исследователь Ли Нам-хи, это наказание применяли не так уж часто, и подобная "отметина" служила для окружающих предостережением о том, что этот человек с точки зрения тогдашних корейцев совершил что-то опасное для общества.
Для чиновников всех рангов, их родичей и членов королевской семьи в качестве меры наказания применялось лишение чинов и званий. Примечательно, что наказать таким образом можно было как при жизни, так и посмертно история знает случаи посмертного низложения королей, разжалованных в принцы, например. С другой стороны, можно было и амнистировать посмертно, вернув осужденному чины и звания, а также наградить уже покойную личность, присвоив ей посмертный титул или ранг. В этом сказывались особенности как религиозного, так и социального мировоззрения в старой Корее. Люди верили в жизнь после смерти и в то, что на загробную жизнь влияют многие аспекты земной жизни. Кроме того следует помнить, что в обществе с жесткой иерархией, где уделялось большое внимание не только репутации самого человека, но и его рода и семьи, имело значение, является ли мать ребенка наложницей или главной женой, является ли человек потомком знатного верноподданного сановника или безродного преступника. Так что подобный способ поощрения и наказания имел не только религиозное, но и социальное значение.
Еще одной интересной особенностью старокорейской судебной системы был запрет совершать наказания в особые дни. (Например, документ, датируемый октябрем 1590 года, запрещал в подобные дни бить осужденных палками). Бывали и дни, когда запрещена была смертная казнь (даже по отношению к непокорным заключенным). К подобным дням относились не только праздники, такие как день рождения короля и королевы или коронация - так, в документах за 1472 год днями, когда недопустимы любые наказания, объявлялись 10 дней каждого месяца: 1, 8, 14, 15, 18, 23,24, 28, 29 и 30. Как объясняет исследователь Ли, это было связано с бытующим в даосизме мнением о том, что в определенные дни боги снисходят на землю, чтобы проверить праведные и неправые дела людей. Потому в такие дни избегали наказывать заключенных. Возможно, это как-то связано с представлением о том, что боль, смерть и кровь несут в себе осквернение, а потому дни пребывания богов на земле, как и дни праздников, связанных с королевской семьей, недопустимо осквернять. В день проведения смертной казни все правительственные учреждения в столице прекращали работу и не проводились торжественные мероприятия. (С одной стороны, это было, возможно, связано с даосизмом и было вызвано стремлением избежать осквернения. В то же время это было связано с конфуцианской идеологией и было своеобразной формой траура - все-таки согласно конфуцианской идеологии государство было чем-то подобно большой семье, и согласно подобному мировоззрению, казненные подданные были для короля и чиновников "непутевыми младшими родичами", за которых они были в ответе. ).
В документе, датируемом сентябрем 1520 года, государственный чиновник отметил нарушение правила об отмене работ и мероприятий в дни проведения казней: "В этом месяце осужденный, виновный в побеге из тюрьмы, был приговорен к смерти. Хотя осужденные преступники умирают за свои преступления, король должен упрекать себя за их участь. Однако ритуалы и музыка для Сына Неба исполнялись как обычно, что совершенно неправильно". Этот документ является официальным подтверждением совершенной королем Чунчжоном ошибки.
В общем, как можно судить по вышесказанному, с точки зрения современного человека старое корейское или китайское правосудие выглядит весьма трэшно (как говорится, "раньше" выглядит лучше, только если об этом "раньше" повествуется в полностью антиисторичной поп-культуре, где у главгероев к тому же "читов" и "натяжек" овердофига. Однако, как видно, и в те времена чиновники и правители не забывали о том, что человечность и взаимная ответственность элиты и народа - это часть конфуцианского учения, и пытались как-то смягчить суровость действующей системы.
В 1436 году король Сечжон запретил пытку под названием "начжанг", подразумевающую избиение воров палками в качестве наказания. В 1444 этот же король отметил, комментируя доклад об увеличении числа воров-рецидивистов "Я слышал, что стало больше воров. Я глубоко стыжусь себя, поскольку преступления эти вызваны лишь тем, что я не сумел надлежащим образом позаботиться о благополучии моего народа"
Жизнь приговоренного к смерти могла быть спасена, если речь заходила об одной из важнейших ценностей конфуцианского общества - заботе о родителях, особенно если речь шла о единственном сыне. В 1415 году чиновник по имени Чан Док Сан украл печать из правительственной конторы, за что полагалась смертная казнь. В прошении к королю мать чиновника умоляла пощадить его, потому что он - ее единственный сын, и больше о ней некому позаботиться. Прочитав это, король Тэчжон сказал: "Говорится, что даже убийце следует сохранить жизнь, если это единственный сын, чтобы он мог служить родителям. Потому я хочу знать, что думают другие о сохранении жизни Чана". Чиновники согласились с мыслью короля об освобождении Чана, и постепенно принцип освобождения единственного сына в семье от наказания превратился в закон.
Также в честь каких-либо праздников - например, коронации нового государя - могли амнистировать осужденных, приговоренных к каторге, ссылке и т. п.
В целом, отношение к смертной казни в Корее было осторожным. После вынесения смертного приговора его приводили в исполнение далеко не сразу. Сначала местный суд отправлял материалы дела в Министерство юстиции, где материалы рассматривали заново. В том случае, если Министерство подтверждало приговор, материалы отправлялись в высшую инстанцию - самому королю. Только в том случае если и монарх также соглашался с приговором, его приводили в исполнение. Впрочем, у монарха было право помилования, которым он пользовался очень широко: приговоры часто смягчались, и смертная казнь заменялась ссылкой. Исключением была армия: в условиях военного времени офицеры имели право сами выносить смертные приговоры и приводить их в исполнение на месте и немедленно, без обычного согласования с высшими инстанциями и монархом.
Источники: статья А. Ланькова, англоязычная статья, посвященная книге Хендрика Хамела ("Журнал Хендрика Хамела" - это записи записи о его 13-летнем - 1653-1666 - пребывании в Чосонской Корее, где он оказался после кораблекрушения, и об особенностях местной жизни), http://www.sungjinyang.com/history/click008.html, англовикипедия, немного из ру-вики и Курбанова и еще пара доп. фраз из других источников. За исправления и дополнения (с указанием источника) буду благодарен. ))
Итак, как же работала судебная система в Корее старых времен, в период правления династии Ли, называемой также династией Чосон (1392-1910)? Длинный текстВ первую очередь стоит сказать, что многое в ней - так же, как и в корейской государственно-административной системе, системе образования, государственной идеологии, социальном устройстве общества, так же, как многие элементы культуры, - сильно напоминало соответствующую китайскую систему. Точнее было бы сказать, что многое из этого было заимствовано из Китая и частично изменено и адаптировано к реалиям корейского общества. Древнекитайский литературный язык (вэньянь или, как его называли в Корее, ханмун) был государственным языком страны; чтобы сдать экзамен на должность чиновника, необходимо было прекрасно знать китайскую классику в оригинале (система экзаменов, кстати, тоже напоминала китайскую). В общем, влияние Китая на все сферы жизни Кореи на протяжении многих исторических периодов было огромным, в том числе и при династии Ли, когда в Китае правили поочередно династии Мин и Цин. Поэтому многое из сказанного в этом тексте относится и к китайской судебной системе соответствующих исторических периодов тоже. Проявлялось это в т. ч. в том, что в основе корейского законодательства при династии Ли лежало два законодательных кодекса. Одним из них был "Кодекс великой Мин" (大明律 ), содержащий уголовное законодательство минского Китая и использовавшийся в Корее и после падения династии Мин, вплоть до 1894 г., а другим - принятый в XV веке собственно корейский кодекс "Кёнгук тэчжон", содержавший установления, касавшиеся государственного устройства Кореи и деятельности ее важнейших учреждений.
Одной из особенностей старой корейской (и китайской) судебной системы было то, что привычной нам отдельной системы судов и профессиональных судей попросту не было. Вершить суд должен был глава местной администрации, это была одна из его важнейших обязанностей. В уезде верховным судьей был, по совместительству, начальник уезда, в провинции - губернатор, в крупнейших городах - глава городской управы, а приговоры по важнейшим делам выносились или, по крайней мере, утверждались самим королем. Популярнейшие и в наше время, и в старом Китае герои многочисленных новелл, повестей, романов, пьес, фильмов и сериалов - судья Бао и судья Ди (реальные исторические личности, кстати) были правителем города Кайфына и начальником уезда соответственно.
Полиция тоже не слишком напоминала современную, хотя и исполняла функции охраны общественного порядка (термин "полиция" и названия полицейских чинов в старой корейской литературе не встречаются). Начальники уездов, областей, городских управ и т. п. не только выполняли функции судей, но и отдавали приказы начальнику местного гарнизона, находившегося в их распоряжении. В обязанности гарнизонов входила не только (в мирное время - не столько) защита от внешнего неприятеля, но и поддержание на вверенной территории порядка и исполнение полицейских функций. Работа этих стражников была, как правило, куда менее рискованной чем, скажем, работа полицейских в Японии: в Корее отдельного военного сословия не было, население в своем большинстве оружия не носило, боевые искусства не изучало, в вооруженные стычки не лезло, и даже по городским улицам ночами не бродило - с начала XV века ворота корейских городов закрывались с наступлением темноты, и после этого в самих городах наступал, как бы мы сейчас выразились, комендантский час; до рассвета всем горожанам следовало оставаться в своих домах, и лишь патрули медленно ходили по улицам.
Верховный контроль над всей деятельностью корейской юстиции осуществляло Министерство юстиции (в более буквальном переводе - "министерство наказаний"). В том случае, если преступление носило политический характер или если в нем были задействованы чиновники и члены их семей, расследованием занимались в специальном судебно-следственном учреждении Ыйгымбу - отдаленном аналоге служб безопасности или тайной полиции.
Не существовало в Корее и Китае и следствия в современном понимании этого слова. В задачу полиции входил арест преступника или подозреваемого, а заодно, при необходимости, и возможных свидетелей преступления, но никак не проведение "следственных мероприятий". Следствие и суд вершились под непосредственным руководством главы местной администрации, чаще всего - начальника уезда. По сути, следствие и суд были нераздельны, представляли из себя один процесс; никаких прокурора и адвоката не было. Начальник допрашивал подозреваемых и свидетелей до тех пор, пока не уяснял для себя картину происшедшего, а потом выносил приговор.
Еще одной особенностью чосонского правосудия (и китайского на протяжении многих эпох) были пытки как средство дознания. Если кого-либо подозревали в совершении преступления - на основании поданной жалобы, свидетельских показаний, наличия улик и т. п. - его доставляли в управу и пытали, пока он не сознавался в содеянном (т. н. "презумпция виновности"). При этом если возникали серьезные сомнения в виновности подозреваемого - он не сознавался под пытками и говорил, что его оговорили, или отказывался от прежних показаний - мол, это была ложь под пытками - и при этом в свидетельских показаниях/жалобе потерпевшего были заметные противоречия, либо подозреваемый называл обвинение клеветой - пытать могли и свидетелей, и обвинителя. Основывалось это на еще одной особенности старого китайского и корейского правосудия - признание подозреваемого считалось более весомым доказательством его вины, чем свидетельские показания и улики, и для завершения следствия судья стремился добиться признания, даже если доказательства вины были очевидны. Соответствующий отрывок из "Кодекса великой Мин" говорит об этом следующее: "Если есть подозрение в совершении преступления, но отсутствует признание вины, даже если доказательства преступления очевидны, надлежит записать подробно обстоятельства преступления и пытать преступника в соответствии с законом".
О том, какими были пытки и "обстоятельства дознания", кое-что можно понять по законодательным актам.
В раннечосонский период бывали случаи, когда узников забивали до смерти даже за незначительные провинности или по подозрению в преступлениях из-за злоупотреблений чиновников. Например, в архивных документах описывается ситуация, случившаяся в 1489 году, когда около 70 подозреваемых в грабежах в северо-восточной провинции были арестованы и подверглись жестокому обращению во время допроса. Чиновник по имени Ли Чон-хо доложил королю: "Из 70 грабителей 15 мертвы, двое при смерти из-за полученных ранений. Не счесть тех, кто страдает от тяжких ран по всему телу." Король Сончжон приказал Главной инспекции разобраться в истинном положении дел и объявить суровый выговор чиновникам, безрассудно приверженным пыткам.
Король Ёнчжо (годы правления: 1724-1776) стремился смягчить уголовное законодательство, запретив жестокие пытки и суровые наказания, бывшие частью системы дознания и наказания вплоть до начала 18 века. Так, в год своей коронации, 1725 он отменил "абсул-хёнг", одну из самых жестоких пыток того времени. Она заключалась в том, что голени узника долгое время сдавливал тяжелый деревянный пресс. Так поступали, в основном, с обвиненными в государственной измене. В 1732 году король запретил также "чжури" - пытку, при которой между связанных ног узника засовывали деревянные клинья и разводили в стороны; после подобной пытки подозреваемые часто оставались калеками. В законодательном акте от 1755 года Ёнчжо также призывал чиновников быть беспристрастными и непредвзятыми при вынесении приговоров и не прибегать к пыткам. В 1771 году появился указ, запрещающий ведущим допрос чиновникам связывать подозреваемых. Однако пытки оставались законным средством дознания на протяжении всего правления династии Ли, и далеко не все чиновники - особенно провинциальные, работу которых было сложнее проверить - прислушивались к королевским указаниям. Так или иначе, в 19-м веке пытки как средство дознания в Корее по-прежнему сохранялись, хотя сводились по большей части к избиению палками, а судьи (они же следователи) старались следить, чтобы подозреваемый не умер при допросе.
Пытать могли как мужчин из любого сословия, так и женщин из простонародья. Однако женщин из дворянского сословия подвергать пыткам без особого королевского разрешения было запрещено.
Кстати, простые люди давали показания в суде, стоя на коленях. Давать показания стоя могли только представители образованного дворянского сословия (янбан).
Не было в старой Корее и тюремного заключения в нынешнем смысле слова. Тюрьмы, имевшиеся при каждой уездной или провинциальной управе, играли роль нынешних КПЗ. В них держали только подозреваемых и подследственных, причем срок содержания ограничивался законом. Срок предварительного заключения мог, в зависимости от тяжести обвинения, составлять 10, 20 или, самое большое, 30 дней. Престарелые (от 69 лет) и малолетние (до 14 лет) подозреваемые в тюрьму не заключались, а на арест находящегося на действительной службе чиновника, буддийского монаха или женщины из дворянского сословия требовалось испросить разрешение самого монарха. Исключением из этого правила были случаи, когда обвинение, выдвинутое против подозреваемого, грозило смертной казнью. В том случае, если подозреваемый заболевал в тюрьме, его разрешалось освобождать под залог. Заболеть в старой корейской тюрьме было действительно легко. Типичная тюрьма представляла из себя глинобитные строение, одна из стен которого была заменена деревянной решеткой. Внутренняя стена отделяла женское отделение от мужского - арестованных разного пола категорически запрещалось содержать вместе. Заключенные, как правило, проводили все время, закованные в тяжелые шейные колодки весом в 10-20 кг (такие колодки в Китае называли "каньга"). Шейные колодки делали невозможным побег, но они также не давали заключенному нормально спать - закованный в шейную колодку человек не мог лечь и был вынужден проводить все время, сидя на корточках. Об отоплении, понятно, речи не шло, и зимой заключенные жестоко страдали от холода. Женщин-дворянок, однако, было запрещено заковывать в колодки и запрещалось даже просто сажать в тюрьму, если они не обвинялись в серьезных - по понятиям старокорейского законодательства - преступлениях. (Правивший в 15-м веке король Сончжон издал специальный указ, повелевающий наказывать чиновников, которые арестовывают и сажают в тюрьму женщин-дворянок без должной причины).
У системы наказаний тоже были свои особенности. Например, серьезным преступлением считалось нарушение морально-этических общественных норм, отступление от конфуцианской системы ценностей. Таковыми были, например, непочтительность по отношению к родителям или прелюбодеяние. Если женщина занималась любовью с мужчиной/мужчинами кроме мужа, ее ждало серьезное наказание - в зависимости от тяжести проступка, вплоть до ссылки или смертной казни. (Естественно, это не относилось к кисэн, которым ублажать мужчин было, наоборот, по закону положено). Если сын или дочь поднимали руку на родителей или не обеспечивали им надлежащее содержание или уход, располагая к тому средствами, их тоже наказывали. Преступлением было также, если крестьянин убивал своих лошадей или волов без позволения вышестоящих лиц (поскольку кони и волы были очень важны для крестьянского труда, а крестьянский труд был источником обеспечения ресурсами всей страны - включая чиновников х) ).
При этом не было и речи о всеобщем равенстве перед законом (хотя конфуцианская мораль предусматривала все же взаимную ответственность, а не жесткую вертикаль подчинения). Раб, убивший хозяина, жена, убившая мужа, простолюдин, напавший на высокопоставленного чиновника, подлежали смертной казни, даже если речь шла о самозащите, в то время как муж мог убить за какую-нибудь провинность жену (хозяин - раба), знатный чиновник - нанести серьезный физический ущерб простолюдину, и не понести ответственность перед законом. Женщина сурово каралась за адюльтер, в то время как взрослые мужчины имели право заводить наложниц, "удостаивать вниманием" служанок и посещали кисэн. (Хотя общественная мораль не одобряла все же, когда наложниц заводили или по кисэн ходили молодые юноши, которые находятся на родительском иждивении). Дети, поднимавшие руку на родителей, карались законом, но никакой уголовной ответственности для родителей, бивших детей или не заботившихся о них, закон не предусматривал.
Также законодательство Кореи и Китая предусматривало не только личную ответственность за ряд преступлений, но и коллективную ответственность за считавшиеся особо тяжкими преступления. Самым серьезным преступлением считалась государственная измена. (Государственной изменой считалось в т. ч. неповиновение императору/королю, попытка захватить трон или антиправительственные высказывания - устные или в литературных произведениях). В этом случае семья осужденного за измену истреблялась, его дом подлежал сносу, а все его имущество, включая рабов, конфисковалось в государственную казну. При этом члены семьи могли не иметь отношения к поступкам обвиненного в измене родича или могли вообще о нем не знать. (Впрочем, если обвиняемый в измене играл малозначительную роль в происходящем, его семью могли просто сделать государственными рабами). Например, в начале 18-го в, в правление китайского императора Канси ученый Дай Минши, включивший в свой исторический труд описание антиманьчжурской борьбы, был четвертован, члены его семьи и друзья — более 100 человек — казнены. При сыне Канси, императоре Юнчжэне принцип коллективной ответственности применили и к покойнику - труп литературоведа и медика Люй Люляна, в чьих трудах нашли антиманьчжурские высказывания, был вырыт из могилы и разрублен на части, а ученики и члены его семьи казнены. При этом за такие преступления, как убийство, кража, изнасилование наказывался только сам преступник.
________________
Наказания для преступников в чосонской Корее базировались на концепции т. н. "пяти наказаний" (五刑 ), существовавшей в Китае с начала первого тысячелетия. В древнем Китае было много суровых наказаний, однако к началу нашей эры, в правление династии Западная Хань такие наказания, как клеймение или отрубание конечностей, были отменены, а при последующих династиях концепция "пяти наказаний" постепенно изменялась, и к началу второго тысячелетия приобрела тот вид, который и сохранила вплоть до падения императорской власти в Китае. Процитирую краткий пересказ системы "пяти наказаний", существовавший в Китае при династии Цинь (1644–1911 гг):
1. Чи (笞 ) (самое легкое из наказаний) - порка по ягодицам легкими бамбуковыми палками (таким это наказание было до 17-го в; при династии Цин вместо палок для битья использовались бамбуковые прутья). Существовало пять степеней чи, в зависимости от тяжести преступления:
10 ударов (или уплатить 600 вэней (文 ) в государственную казну)
20 ударов (или уплатить 1 гуань (貫 ) и 200 вэней в государственную казну)
30 ударов (или уплатить 1 гуань и 800 вэней в государственную казну)
40 ударов (или уплатить 2 гуаня и 400 вэней в государственную казну)
50 ударов (или уплатить 3 гуаня в государственную казну).
2. Жан (杖 ) - битье большой палкой по спине, ягодицам или ногам. В зависимости от тяжести преступления также подразделялось на пять степеней:
60 ударов (или уплатить 3 гуаня и 600 вэней в государственную казну)
70 ударов (или уплатить 4 гуаня и 200 вэней в государственную казну)
80 ударов (или уплатить 4 гуаня и 800 вэней в государственную казну)
90 ударов (или уплатить 5 гуаней и 400 вэней в государственную казну)
100 ударов (или уплатить 6 гуаней в государственную казну)
3. Ту (徒 ) - принудительные каторжные работы (приговоренных к этому наказанию также били большой палкой). Также в зависимости от тяжести преступления подразделялись на пять видов:
Год каторги и 60 ударов палкой (или уплатить 12 гуаней в государственную казну).
Полтора года каторги и 70 ударов палкой (или уплатить 15 гуаней в государственную казну)
Два года каторги и 80 ударов палкой (или уплатить 18 гуаней в государственную казну)
Два с половиной года каторги и 90 ударов палкой (или уплатить 21 гуань в государственную казну)
Три года каторги и 100 ударов палкой (или уплатить 24 гуаня в государственную казну)
4. Лю (流 ) - дальняя ссылка с запретом возвращаться в родные края. В зависимости от тяжести преступления сослать могли на расстояние 2000 ли (里 ), 2500 ли или 3000 ли (ли в разные времена примерно равнялась 400-500 м). Ссылка могла быть заменена уплатой 30/33/36 гуаней в государственную казну.
5. Си (死 ) - смертная казнь. При династиях Суй и Тан (6-10 вв.) основными видами смертной казни были удушение и обезглавливание. Со времен династии Сун (970–1279 CE) также применялось медленное расчленение с отрубанием головы. Смертная казнь могла быть заменена уплатой 42 гуаней в общественную казну.
То, что согласно законодательству любое из 5 наказаний могло быть заменено штрафом, отнюдь не означает, что от любой кары можно было бы легко откупиться. Достаточно сказать, что в 18-м веке средняя зарплата строителя составляла около 0,7 вэней в день, т. е. примерно 21 вэнь в месяц. Из этих денег надо было заплатить налоги, прокормиться, платить за лекарства в случае болезни, кормить детей и престарелых родителей, покупать одежду-обувь-утварь, дарить подарки близким к праздникам, выполнять крайне важные для китайцев обряды поклонения духам предков.... А теперь подсчитайте, какова была вероятность, что строитель/ремесленник/крестьянин/мелкий торговец сумеет накопит хотя бы 600 вэней, не говоря уже о нескольких гуанях (1 гуань (дяо) = 1000 вэнь). И насколько велика была возможность у мелкого чиновника накопить 30 гуаней. (при условии, что осужденные предпочли бы заплатить выкуп за себя, а не приберечь деньги для близких). В общем, скорее всего, гос. казна империи Цин не так уж часто пополнялась штрафами.
Помимо вышеописанных наказаний применялись и более - по сравнению с вышесказанным - гуманные и почетные. Как правило, их применяли по отношению к элите - очень знатным людям и тем, кто имел выдающиеся заслуги перед страной. Так, кроме ссылки существовал и домашний арест. А помимо стандартной смертной казни можно было по приказу государя совершить самоубийство - выпить яд, удушить себя шелковым шнурком или убить себя мечом (при просмотре китайских и корейских дорам можно увидеть, как министры, государевы наложницы, принцы, низложенные короли и королевы и прочие заметные личности умирают подобной смертью). Для современного человека между подобными видами казни едва ли есть особая разница, однако в феодальной Японии а также в древних и средневековых Китае и Корее умереть от собственной руки считалось куда более почетным, чем быть казненным рукой палача. Если император посылал подданному меч или шелковую удавку с приказом совершить самоубийство, это называлось "пожаловать смертью".
___________________
В чосонской Корее, как и говорилось выше, основными видами наказаний тоже были "пять наказаний", принцип которых был заимствован из Китая.
Самым легким из наказаний были так называемые "малые палки", тэ-хён. Осужденного били по лодыжкам и ступням ясеневыми палками. Он получал 10-50 ударов в зависимости от тяжести преступления.
Более суровым видом наказания были "большие палки", чан-хён". При этом наказании осужденный получал от 60 до 100 ударов палками, в зависимости от тяжести преступления, по ягодицам и бедрам.
Что касается размера палок - Ланьков пишет, что для наказания палками всегда применялись палки одинакового установленного законодательством размера - длина 105 см, диаметр от 0,7 до 1,0 см, а в англоязычных источниках пишут, что длина малых палок составляла 56-85 см, больших - 89-112 см. Впрочем, учитывая, что династия Ли правила много столетий, законодательство в этом пункте вполне могло меняться с течением времени.
От наказания палками можно было вполне официально откупиться, заплатив большой штраф, но он был так велик, что по карману эта привилегия была лишь очень богатым людям. Однако в некоторых повестях упоминается, что люди, приговоренные к наказанию палками, искали разные способы "сэкономить". Один из таких способов, применяемый в провинциях: заплатив взятки стражникам и непосредственно ведающему наказаниями чиновнику, дать немного денег какому-нибудь бедняку, чтобы он согласился принять наказание под именем осужденного. В ситуации "все схвачено, за все заплачено", особенно при отсутствии всяких там паспортов и фотографий, этот способ вполне срабатывал.
В начале правления династии Ли злоупотребления чиновников при наказании палками были нередки. В 1435 году король Сечжон отметил в указе: "Наказание малыми палками ограничено самое большее пятьюдесятью ударами, однако некоторые чиновники пренебрегают этим законом, из-за чего даже люди, совершившие малые проступки, порой бывают забиты насмерть. Это противоречит принципу, в соответствии с которым надлежит выбирать наименее суровое наказание в том случае, если тяжесть преступления не установлена. Потому чрезмерного битья палками следует избегать".
Третьим способом наказания, как и в Китае, были принудительные каторжные работы, называемые то-хён. В этом случае заключенные трудились на, как сказали бы сейчас, находящихся в собственности государства объектах - например, на шахтах, в плавильнях и т. п.
Четвертым наказанием, ю-хён, была ссылка. В Китае, как уже говорилось, заключенных ссылали на расстояние от 2000 до 3000 ли. Однако в пределах Корейского полуострова ссылка более чем на 2000 ли (примерно 786 км) была невозможна. Вместо этого практиковались ссылка на северо-западную границу всех членов семьи осужденного и запрет осужденному свободно передвигаться где-либо за пределами населенного пункта, куда он был сослан/определенного ему в ссылке жилища с непосредственно примыкающим к нему территориям. Члены королевской семьи и высокопоставленные чиновники часто жили изолированно от людей, и их жилища окружала изгородь из колючих кустарников.
Ссылка в старые времена была серьезным наказанием. Отправленный в ссылку человек оказывался оторван от семьи, родных, соседей, всего своего привычного окружения. Любые проблемы становились неразрешимыми, и даже легкое недомогание было смертельно опасно. Для дворян такие проблемы стояли не столь остро, но зато для них ссылка означала бесповоротное отстранение от политической жизни и рычагов влияния, равно как и полный отрыв от всех центров культуры и образования. Поначалу всех сосланных подвергали предварительному наказанию палками, но со временем от этого были освобождены дворяне, которых стали отправлять в ссылку непоротыми.
Одним из самых "популярных" мест ссылки в старой Корее был остров Чечжу-до. С нашей нынешней точки зрения выбор кажется странным: курорт как место ссылки? (Зажрались, мол, эти чосонцы - что для современного корейца курорт, то для них ссылка и наказание Х) ). Действительно, в наше время Чеджу, с его прекрасными пейзажами, пляжами и историческими реликтами - это очень популярный курорт; если к твоим услугам интернет, кондиционеры, прекрасно отделанные ванные в отелях, холодильники, полные привезенной со всех концов мира еды, оборудованные в соответствии с современными требованиями больницы, регулярное транспортное сообщение с материком, то отдых оставит приятное впечатление. Однако не надо забывать о том, что Чеджу вплоть до начала 20 в. - это отсутствие удобств, плохая вода, скудные почвы, дающие плохие урожаи, бедное и в большинстве своем невежественное местное население и изредка приплывающие корабли с материка, привозящие почту, припасы и пассажиров, - единственная связь с большим миром, которую мог легко прервать шторм или нападение пиратов. В общем, Чечжудо был самым удаленным от "большой земли" районом Кореи; путешествие туда было долгим и даже опасным, а сам остров представлял собой наиболее бедную часть страны. Другим районом ссылки был крайний север страны, таежные районы вблизи корейско-китайской границы. Климат в этих местах суровый, с морозами до -25 градусов, да и места там довольно дикие даже сейчас, не говоря уж о временах средневековья.
Самым тяжелым наказанием в старой Корее была, разумеется, смертная казнь. В соответствии с законодательством, в Корее времен династии Ли существовало три вида смертной казни: удушение, обезглавливание и четвертование. На практике изредка применялись и иные способы казни, но они в законах не упоминались и были, в целом, редкостью. Как пишет А. Ланьков, в Корее, как и в Китае, обезглавливание считалось куда более тяжелым наказанием, чем удушение, хотя на практике оно было более мучительным. Связано это было с религиозными представлениями. В старину корейцы верили, что человек попадает на тот свет в том виде, в котором он встретил смерть, поэтому расчленение тела вело к своего рода "загробной инвалидности", и его старались всячески избегать. Именно поэтому обезглавливание, не говоря уж о четвертовании, считалось очень тяжелым наказанием.
Однако, как и в Китае, смерть осужденного могла быть более "чистой и почетной" - например, высшая знать и самые уважаемые люди в стране могли совершить самоубийство, выпив яд, или каким-либо иным способом.
Помимо "пяти наказаний" применялись и другие способы наказать преступников. Например, "мук-хён" - на лбу осужденного выжигали клеймо, на котором было написано, что это преступник. Часто подобное наказание применяли по отношению к ворам. Воровство было одним из самых распространенных и доставляющих много проблем преступлений в эпоху Чосон. Неурожаи, высокие налоги, отсутствие социальной поддержки стариков, больных, детей, матерей-одиночек, инвалидов приводили к высокому уровню бедности, так что люди порой вынуждены были воровать, чтобы выжить. Однако в аграрном обществе присвоение плодов чужого труда - даже кража пищи - считалось одним из отвратительнейших преступлений. Потому воров подвергали суровым наказаниям, включая клеймение. Однако, несмотря на жесткость мер, принимаемых против воров, воровство не исчезало. Чиновник по имени Чон Сэ-чан, возражая против приказа короля Чунчжона об ужесточении наказаний для воров, заметил: "Воровство большей частью проистекает из бедности. Люди становятся ворами лишь потому, что сильно страдают от голода и холода из-за плохого урожая в прошлые годы".
Еще одной мерой наказания и способом "отметить" преступника было отрубание носа или пятки. Как указывает исследователь Ли Нам-хи, это наказание применяли не так уж часто, и подобная "отметина" служила для окружающих предостережением о том, что этот человек с точки зрения тогдашних корейцев совершил что-то опасное для общества.
Для чиновников всех рангов, их родичей и членов королевской семьи в качестве меры наказания применялось лишение чинов и званий. Примечательно, что наказать таким образом можно было как при жизни, так и посмертно история знает случаи посмертного низложения королей, разжалованных в принцы, например. С другой стороны, можно было и амнистировать посмертно, вернув осужденному чины и звания, а также наградить уже покойную личность, присвоив ей посмертный титул или ранг. В этом сказывались особенности как религиозного, так и социального мировоззрения в старой Корее. Люди верили в жизнь после смерти и в то, что на загробную жизнь влияют многие аспекты земной жизни. Кроме того следует помнить, что в обществе с жесткой иерархией, где уделялось большое внимание не только репутации самого человека, но и его рода и семьи, имело значение, является ли мать ребенка наложницей или главной женой, является ли человек потомком знатного верноподданного сановника или безродного преступника. Так что подобный способ поощрения и наказания имел не только религиозное, но и социальное значение.
Еще одной интересной особенностью старокорейской судебной системы был запрет совершать наказания в особые дни. (Например, документ, датируемый октябрем 1590 года, запрещал в подобные дни бить осужденных палками). Бывали и дни, когда запрещена была смертная казнь (даже по отношению к непокорным заключенным). К подобным дням относились не только праздники, такие как день рождения короля и королевы или коронация - так, в документах за 1472 год днями, когда недопустимы любые наказания, объявлялись 10 дней каждого месяца: 1, 8, 14, 15, 18, 23,24, 28, 29 и 30. Как объясняет исследователь Ли, это было связано с бытующим в даосизме мнением о том, что в определенные дни боги снисходят на землю, чтобы проверить праведные и неправые дела людей. Потому в такие дни избегали наказывать заключенных. Возможно, это как-то связано с представлением о том, что боль, смерть и кровь несут в себе осквернение, а потому дни пребывания богов на земле, как и дни праздников, связанных с королевской семьей, недопустимо осквернять. В день проведения смертной казни все правительственные учреждения в столице прекращали работу и не проводились торжественные мероприятия. (С одной стороны, это было, возможно, связано с даосизмом и было вызвано стремлением избежать осквернения. В то же время это было связано с конфуцианской идеологией и было своеобразной формой траура - все-таки согласно конфуцианской идеологии государство было чем-то подобно большой семье, и согласно подобному мировоззрению, казненные подданные были для короля и чиновников "непутевыми младшими родичами", за которых они были в ответе. ).
В документе, датируемом сентябрем 1520 года, государственный чиновник отметил нарушение правила об отмене работ и мероприятий в дни проведения казней: "В этом месяце осужденный, виновный в побеге из тюрьмы, был приговорен к смерти. Хотя осужденные преступники умирают за свои преступления, король должен упрекать себя за их участь. Однако ритуалы и музыка для Сына Неба исполнялись как обычно, что совершенно неправильно". Этот документ является официальным подтверждением совершенной королем Чунчжоном ошибки.
_________________
В общем, как можно судить по вышесказанному, с точки зрения современного человека старое корейское или китайское правосудие выглядит весьма трэшно (как говорится, "раньше" выглядит лучше, только если об этом "раньше" повествуется в полностью антиисторичной поп-культуре, где у главгероев к тому же "читов" и "натяжек" овердофига. Однако, как видно, и в те времена чиновники и правители не забывали о том, что человечность и взаимная ответственность элиты и народа - это часть конфуцианского учения, и пытались как-то смягчить суровость действующей системы.
В 1436 году король Сечжон запретил пытку под названием "начжанг", подразумевающую избиение воров палками в качестве наказания. В 1444 этот же король отметил, комментируя доклад об увеличении числа воров-рецидивистов "Я слышал, что стало больше воров. Я глубоко стыжусь себя, поскольку преступления эти вызваны лишь тем, что я не сумел надлежащим образом позаботиться о благополучии моего народа"
Жизнь приговоренного к смерти могла быть спасена, если речь заходила об одной из важнейших ценностей конфуцианского общества - заботе о родителях, особенно если речь шла о единственном сыне. В 1415 году чиновник по имени Чан Док Сан украл печать из правительственной конторы, за что полагалась смертная казнь. В прошении к королю мать чиновника умоляла пощадить его, потому что он - ее единственный сын, и больше о ней некому позаботиться. Прочитав это, король Тэчжон сказал: "Говорится, что даже убийце следует сохранить жизнь, если это единственный сын, чтобы он мог служить родителям. Потому я хочу знать, что думают другие о сохранении жизни Чана". Чиновники согласились с мыслью короля об освобождении Чана, и постепенно принцип освобождения единственного сына в семье от наказания превратился в закон.
Также в честь каких-либо праздников - например, коронации нового государя - могли амнистировать осужденных, приговоренных к каторге, ссылке и т. п.
В целом, отношение к смертной казни в Корее было осторожным. После вынесения смертного приговора его приводили в исполнение далеко не сразу. Сначала местный суд отправлял материалы дела в Министерство юстиции, где материалы рассматривали заново. В том случае, если Министерство подтверждало приговор, материалы отправлялись в высшую инстанцию - самому королю. Только в том случае если и монарх также соглашался с приговором, его приводили в исполнение. Впрочем, у монарха было право помилования, которым он пользовался очень широко: приговоры часто смягчались, и смертная казнь заменялась ссылкой. Исключением была армия: в условиях военного времени офицеры имели право сами выносить смертные приговоры и приводить их в исполнение на месте и немедленно, без обычного согласования с высшими инстанциями и монархом.
@темы: Корея, Ликбез, Китай, Историческое или вроде того
-
-
10.07.2017 в 20:07-
-
10.07.2017 в 20:26Очень полезный пост) пригодится! спасибо)
-
-
10.07.2017 в 20:30У тебя там в одном месте 1950 год, наверное, должен быть 1590) Ага, короли Кореи в 1950 это точно анахронизм х)
-
-
10.07.2017 в 21:39-
-
10.07.2017 в 21:42-
-
10.07.2017 в 23:20-
-
11.07.2017 в 11:35-
-
11.07.2017 в 12:53-
-
11.07.2017 в 13:06